Шура. Париж 1924 – 1926

– Доброе утро! Вы – госпожа Александра Верженская?

– Да, я.

– Это вам. Букет немного тяжеловат. Скажите мне, куда его поставить, я донесу его сам.

Шура указала на тумбу, стоявшую перед зеркалом в коридоре.

– Можете оставить здесь. Спасибо!

Вручив курьеру чаевые и закрыв дверь, Шура с интересом изучила подарок. К букету была прикреплена карточка, на которой красовались напечатанные рельефными буквами имена Люсии и Каппы, а чуть ниже было выведено послание:

Дорогая Шура, поздравляем тебя с днем рождения! Пусть наступивший год принесет тебе только самое лучшее! Мы любим тебя. Люсия и Карп. 16 апреля 1925 года.

Увидев дату, Шура улыбнулась – Люсия указала дату ее рождения по юлианскому календарю, в то время как по новому стилю она родилась 29 апреля. В корзине благоухали ее любимые цветы – ирисы разных сортов: сине-белые ализе, нежно-голубые германские, темно-синий титанс глори и тонкий ирис мечевидный, всего – двенадцать превосходных кустов. Шура погладила каждый, любуясь их красотой. Она обожала ирисы, но очень редко держала их в доме. Внезапно Шура встрепенулась – ведь долго цветы в коридоре не простоят. Стоило попросить вынести их на балкон, однако сейчас она уже опаздывает на работу. Ничего, она еще успеет разместить их вечером. Люсия, откуда-то доставшая эти редкие цветы, должно быть, очень постаралась.

Допивая кофе и любуясь цветами, Шура думала о том, что день рождения удался. Да, она не встретилась со всей своей семьей, но зато увидела родных братьев, по которым так скучала. А здесь, в Париже, у нее свое маленькое гнездышко, хорошая работа, а главное – надежда. Надежда вывезти матушку, сестру и племянницу из России. Внезапно она представила себе, что эта мечта сбылась, и улыбнулась. Симфоническая музыка, доносившаяся из работающего радио, ускорилась, а ритмы альта и скрипки словно коснулись ее души – коснулись так глубоко, что Шура улыбнулась вновь. То была улыбка надежды.

Глава двадцать вторая. Таинственный вечер в Бийанкуре

Шуре еще не доводилось встречать большевиков. Она бежала от них – настолько далеко, насколько могла, – а вот теперь собирается встретиться с одним из них по собственной воле. Попытки договориться о встрече заняли не одну неделю и наконец увенчались успехом. Шура очень нервничала и почти не спала ночью – она то хотела отказаться от задуманного, то искала в себе силы не струсить. Ее тошнило, и ей очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, чтобы ее выслушали, поняли, дали совет и, взяв за руку, пошли с ней, однако Шура понимала, что должна решить этот вопрос самостоятельно. Она помнила о том, что сказали ей братья, и была очень осторожна, ведь если что-то пойдет не так, она может сильно навредить матери. Кроме того, если часть ее семьи так и останется в России, то, вполне возможно, она никогда не узнает, как сложилась их судьба. До Парижа доходили новости о тех, кто, не выдержав разлуки с Родиной, вернулся домой. Их постигла незавидная участь – кого-то убили, а кого-то отправили в ГУЛАГ, что вполне приравнивалось к убийству. И все как один твердили, что нынешняя Россия – это ад на земле.

Направляясь в Булонь-Бийанкур, Шура все еще находилась в нерешительности – прошло немало времени с тех пор, как этот план впервые пришел ей в голову, однако молодая женщина так и не смогла убедить себя в том, что поступает правильно. Она замедлила шаг, чтобы дать себе еще немного времени на размышления, хотя понимала, что это абсолютно бесполезно. Все в ее руках. Она либо закончит начатое, либо вернется домой и больше никогда об этом не вспомнит. До встречи оставалось еще много времени – оказалось, что она пришла раньше. Бродить по улицам в такое время Шуре не хотелось, однако она была рада тому, что у нее появилась возможность еще раз обдумать предстоящий разговор.

Выискивая указанный ей адрес, Шура то и дело встречала на зданиях русские вывески, и это на мгновение заставило ее почувствовать себя дома. О доме напоминали не только вывески, но и запах тушеной капусты, доносившийся из открытых окон и растворявшийся с дорожной пылью. У кого-то на подоконнике стояла еще нераскрывшаяся сирень, пахнувшая Крымом и Кисловодском.