И в пятницу всё прошло просто замечательно. Сначала был общий ужин, и капибара варила сыры в котелке с вином, и мужчина тоже варил, дальше они посмотрели какое-то кино в гостиной, а потом люсечка-суперсамка утащила гостя к себе в комнату. А Рани сидела за стеной и прислушивалась, и волновалась на тему того, чтобы только его не забраковали. Так все выходные он переходил из комнаты в комнату, от одного капибарца к другому, и пока его всюду утверждали: люсечка была крайне довольна этим вариантом, ей даже отношения не понадобились, чтобы рассмотреть в Фиксе истинного четвертого. Широкорат был достаточно лоялен, но не только сейчас, а вообще по жизни, ну и сейчас тоже. А вот на андрогине случилась заминка. Он вроде бы ничего не имел против такого типа мужчин, и ему всё нравилось у данного кандидата – всё, кроме его ухмылки, которую никак не получалось отодрать.
– Я не могу, не могу это выносить. Какая у него неромантичная мимика, и ещё эти шуточки. Нам только циника тут и не хватало.
– Но нам и не хватало циника!
– Пока ничего не отвечу.
Так заканчивались выходные. Фикс сидел в комнате у Рани и проводил параллели рукой по её животу.
– Мило у вас. Но даже если капибара меня примет, я не смогу к этому по-серьезному отнестись. Я свободный человек, сложно-составной, мне не нужны эти гербы и эти фотоальбомы.
– Ну, знаешь, это многие так говорят, а потом как соберутся «в пять», понимают, что только тогда жизнь и началась.
– Видишь ли, Рани, несмотря на это громкое открытие, все люди по-прежнему неодинаковы, нет закона, который бы делал их абсолютно идентичными.
– Даже закон природы?
– Природа человека непознаваема.
Так они болтали у неё в комнате, потом он поехал к себе домой, а чуть позже, вечером, андрогин вынес своё решение. Это был отказ. И все выслушали и разошлись, но Рани в который раз упала со своего стула и теперь не хотела себя вынимать из этой веревки, и не хотела себя распутывать. Ей было как-то обидно, что ли. И она накинула кофту, и пошла на прогулку, иногда так приятно было пройтись по вечернему городу. Она шла, а внутри у неё гнило что-то такое ветхое, архитипическое, и она удивлялась, откуда взялось это недомогание.
А потом Рани остановилась около того поля, где он передавал ей свои мысли по волосам. Она стояла там, под углом к собственному телу, и не могла понять: она сейчас угол или женщина, так же, как и человек, идущий по ночному городу – для кого-то тень, или страх, для кого-то – безразличие.
И это была единственная её правда: человек всегда есть многое. Он состоит из тысячи очертаний, и его нужно грандиозно отображать – с разных сторон, другими людьми, качествами – чем больше, тем лучше. Люди выпуклые, как дерево, люди не на плоскости. Люди – одно из пяти. Как же она забыла. Пора было выкинуть этот стул для стихотворений. Сколько дурацкого пафоса…
Она фыркнула сама на себя, потом вынула из сумочки фотографию капибары и сразу же почувствовала эту составляющую: человек совершенен, когда он собрал себя. Только так. И Рани достала телефон, самое последнее слово в контактах – это Фикс. Запустила себе руку в волосы – там никаких мыслей от него.
«Мы говорим отказ». Она уверенно стерла номер, убрала телефон и пошла домой.
БАШНЯ
Допустим, что все сидят в одной комнате, занимаются своими делами. Духовное отопление отключено, но никому не страшно, они прочно сидят, каждый внутри себя. Мамонтовая луна, трактовка валунов, какая-то стоптанная кошка, как будто её носили на ноге
С одной стороны совершенно одинаковые с виду: мраморные, приличные, с другой стороны – особенные. У первых проторенные уши, и это очень заметно, когда дырка идет в голову
Есть и вторые те – особенные. Вот этот особенный: из головы вытекают боги. Интересная аномалия, но тоже не без последствий: боги сворачиваются язвами по всему черепу, и целыми днями он отковыривает эти засохшие воспоминания.
Некоторые по углам расселись. Один из них сутулый в обратную сторону, раньше сидел в углу, потом вышел и теперь постоянно оборачивается, но только не через плечо, так можно и шею выломать, к тому же – дурной знак. Поэтому он оборачивается только через затылок, становится на руки через голову, отчего за ним повсюду ходит обморок. Всё это собирательный образ: обморок как первая стадия, дальше начинаются крушения – планов, надежд, у кого что осталось. Их почти никак не предотвратить: они маскируются прошедшим временем – вроде только начал жить, а уже всё переломано изнутри.