Домашние разошлись кто куда. Алена пошла поить Робочку чаем, Катюля забрала переодеть и покормить Лиску, Бонька нехотя поплелся за девочками, а Лидка на всякий случай осталась следить, как собирает свои вещи еврейский богатырь.
— Ну как? Вы довольны съемкой? — почему-то без надежды на внятный ответ спросила она.
Лев поднял на нее свои махровые глаза цвета спелой скрипки, и взгляд этот совершенно не был предназначен для делового ответа.
— Буду отбирать, кадров много… Как заранее понять? Мне показалось, что пара хороших снимков найдется. Иначе я бы не перестал работать и вы бы еще сидели и мучились, — Лев белозубо улыбнулся. — Надо посмотреть. А знаете, если хотите, можете сами отобрать, что вам понравится… Для статьи нужно всего два кадра, остальные могу дать вам для домашнего архива. Только решите сами какие.
— Правда? Неужели это возможно? — спросила, покраснев, Лидка. Она моментально, как хамелеон, краснела, если мозг ей давал на то указание.
— Да в этом нет ничего необычного, — сказал Лев, запихивая треногу в чехол, — можете прийти ко мне в мастерскую и выбрать, — а потом зачем-то добавил: — Не думайте, я редко кому такое предлагаю, у меня немного иной взгляд на свою работу, чем кажется со стороны. Вы думаете, фотограф — это придаток к фотоаппарату? Совсем нет, я не отображаю действительность механически, как кажется, я стараюсь создать ее сам. — Он внимательно осмотрел комнату, чтобы не оставить ничего из своих вещей. — Знаете, почему съемка была сегодня такой долгой? Моя работа для меня — это не только творчество, это прежде всего искусство наблюдения и доведения до кондиции. Я долго приводил вас в то состояние, когда вы, вся ваша семья, стали одним целым, хотя вы одно целое и есть. Вы, наверное, не заметили, а я выжидал, старался застать момент, подлавливал настроение, чтоб оно совпало у всех у вас, — и только тогда начинал снимать и снимал, снимал… А самое интересное в моей работе знаете что? — Лев на секунду задумался и прикрыл глаза. — Увидеть, какой человек на самом деле, какой он настоящий, без позерства и притворства. Ведь то, что люди изображают, — это совсем не то, что хочется увидеть. Главное — докопаться до сути, до того, что они скрывают, какие они внутри. Что, собственно, далеко не всегда получается. В этом, мне кажется, и есть смысл фотографии — вскрыть характер. Человек ведь очень мало чего замечает в своей будничной жизни — идет на работу, смотрит на прохожих, ест, спит, любит, живет — и при этом делает все почти неосознанно, механически. Камера же помогает рассмотреть каждое уже ушедшее мгновенье и никогда о нем не забыть, ценить его. Как ни странно, такие маленькие фотомоменты могут немного изменить и взгляд на жизнь в целом. А бывает и по-другому — проводишь с человеком много часов, снимаешь, пытаешься выцепить что-то особенное, думаешь, что получилось. И вот он уходит, измочаленный и с чувством выполненного долга, а я вижу, что съемка получилась совсем пустая, невыигрышная, и мне становится очень неловко за увиденное на пленке, за мои тщетные попытки. И я понимаю, что нельзя открывать то, что лучше скрыть.
Лидка неожиданно для себя заслушалась, так любопытно он все подавал и интересно объяснял. «Парень-то далеко не дурак», — удивленно подумала она, наблюдая за его сборами и с изумлением продолжая слушать его рассуждения.
— Фотографировать ведь можно везде, где элементарно есть свет. И необходимо всегда и во все вглядываться. Это как способ тренировки глаз. Вглядываться, наблюдать, слушать, поворачиваться на звук, ведь это может быть тот самый момент, который не повторится, и ты его упустишь. Я даже стараюсь мысленно все фотографировать, для практики. — Вдруг словно спохватился: — Извините, я вас совсем заговорил. Так что, если вам интересно, как все это происходит, был бы рад удовлетворить ваше любопытство, — сказал он, выпрямившись во весь рост, и прямо посмотрел на Лидку.
«Удовлетворить мое любопытство, ну что ж…» — не без улыбки подумала Лидка, мгновенно считывая мысли, не произнесенные вслух, и ответила, вроде как ничего не заметив:
— Да я совсем и не против. Всегда, например, хотела узнать, как воздух удерживает на лету тяжелые самолеты и как из пленки получаются фотографии, — вот две загадки, которые не дают мне спать спокойно, — попыталась пошутить Лидка.
— Считайте, что с одной загадкой мы легко справимся, хотя и про самолет я тоже могу объяснить. Так что спать вы сможете намного спокойнее.
Лев достал из чехла с аппаратурой блокнот, написал на нем номер телефона и протянул Лиде.
— Это в мастерской, здесь недалеко, на Никитском, на работе меня все равно невозможно застать. Давайте завтра созвонимся, и вы скажете, когда вам удобно. Но затягивать нельзя, в редакции уже ждут фотографии.
Лидка взяла клочок бумажки и улыбнулась, озарив все вокруг. Лев снова навешал на себя все свои чехлы и кофры и, тяжело нагруженный, попрощался.
Лида и Лев