Шуры-муры на Калининском

— Конечно, приезжай в любое время, там сторож, Сева, ты его знаешь, он откроет. А мы сегодня продуктов туда припрем, оставим тебе в холодильнике.

Случай на даче

Мамед не стал ждать, видимо, все окончательно решил, отправился в тот же день и сразу устроился на даче, обосновался. Погода радовала, днем ни дождя, ни тучки, сухо, тепло, ровно. Утром, ежась, он выходил на крыльцо курить, вставал, облокотившись о перила, и вдумчиво рассматривал забор, три старинные сосны с багровыми толстыми стволами и облезлые кусты уже отцветшего жасмина, а ближе к ночи вытаскивал на траву одеяло, ложился и какое-то время смотрел на звезды, даже когда небо было затянуто облаками. Иногда пробовал голос, немного тянул звук, мычал, словно распеваясь перед концертом. Где-то на соседнем участке ухал филин, Мамед попытался его копировать и даже привстал, чтобы звуки получались попохожее, и да, филин стал отзываться по-другому, чуть подоверчивей, ухал тенорком, решив, видимо, что где-то поблизости объявилась подруга. А Мамед все лежал и лежал, закрутившись в одеяло от ночной прохлады, и поглядывал туда, где было небо, словно стараясь считать ответ на вопрос, который он сам себе задавал. Потом медленно вставал и шел в дом. Придумал себе за пару дней такой ритуал и свято ему следовал. Разве что филин учуял подвох и перестал ему отзываться.

Сева из окна сторожки посматривал на длинную темную фигуру с одеялом на плече, которая пыталась раствориться в тени сада, и качал головой. Вдруг дня через три Мамед вызвал такси и уехал, но спустя пару часов вернулся с двумя полными позвякивающими сумками. Сева открыл калитку, помог донести тяжести и снова закачал головой.

После этой поездки гость исчез из видимости, запечатался, заперся, испарился, сгинул где-то в недрах дома. Он не выходил на крыльцо курить, не шоркался по участку, не переговаривался с филином и не стелил одеяло на траву. Словно и не приезжал вовсе. Хотя Сева слышал какие-то подозрительные звуки, какие-то хлопки или подобие треска, как если бы с одного могучего удара забивали гвоздь. Но не идти же спрашивать, что происходит! Шум есть, значит, жив, уже слава богу. Но когда прошло еще три дня такого же неслышно-бестелесного существования, Сева забеспокоился. Чтобы утихомирить свое волнение и ответственность, он стал наворачивать круги вокруг дома, но сначала издалека, чуть ли не с периметра участка, вроде как гуляя рядом с забором и проверяя его целостность. Но все-таки исподволь поглядывал на окна в надежде увидеть хоть какое-то движение. Потом начал сужать круги, походил по огородам и мимо яблонь, приблизился к дому и вот, наконец, прошел пару раз под самыми окнами, где ненадолго остановился, поприслушивался — но нет, ни шороха, ни всхлипа, ни вздоха. Стучать все же не решился, неудобно, а пошел прямиком с дачи в Дом творчества писателей, чтобы позвонить из телефонной кабинки, которая стояла на первом этаже рядом с окошечком администратора. Телефоны на дачах были не у всех писателей, вот и придумали такую связь с городом, удобно. Администраторша была знакомая, Севу ей представили, и она беспрекословно пустила его позвонить.

— Лидка, это ты? Слышно? Але! — Сева прислушался к шелесту и узнал-таки Лидкин голос. — Попроси Алену с Робом приехать! Але!

— Севочка, а что случилось? Что ты поднял тревогу? Как там наш гость?

— Лидок, он мне делает нервы! Ты слышишь? Он уже несколько дней не выходит из дома, а вчера вечером даже не включал свет! Скажи ребятам, пусть хоть позвонят ему на дачный. С ним происходит что-то странное… — Сева действительно нервничал, голос его дрожал и подскакивал в самых неожиданных местах. — Он то фестивалит, воет на луну ночами и сидит с утра на крыльце, то законопачивается в доме и ни гу-гу! Ты ж понимаешь, я волнуюсь! Это ж какая ответственность! Ведь не абы кто, а сам… — Сева поймал заинтересованный взгляд дежурной, рыхлой ширококостной мадам с голубыми тенями на веках, и осекся. Она, облокотившись о стол, подалась всем своим недюжинным корпусом в сторону его кабинки и томно прикрыла глаза, чтоб они ее не отвлекали от важной информации.

— Ну, час от часу не легче! Что ты, в самом деле! — удивилась Лидка. — Зачем себя навздрючивать, пока ты ничего не знаешь! Почему в тебе вдруг проснулся трус и неврастеник? Давай все неприятности по очереди! Он не выходит, не включает свет. Что в этом такого необычного? Что еще? Просто твои ощущения?

— Да, но это важно! — возмутился Сева.

— Давай, как только вернешься, сразу постучи в окно, что может быть проще! Не поманишь — не поймаешь! Что же ты за интеллигентская размазня-то такая!