Читаем Шуры-муры на Калининском полностью

Павочка тоже отвоевала себе место под солнцем: внаглую напросилась на юбилей сама, хоть в список гостей была, как всегда, внесена вместе с другими родственниками. Но зачем ждать милости от природы, мало ли, как оно обернется, а ей, как всегда, было уж очень интересно, как оно пройдет: кто с кем, кто в чем, кто о чем и (немаловажный вопрос!) чем будут кормить. У Лиды, конечно, немного свербело на душе, что Павочка на юбилей пойдет, а остальные подруги — нет. Обидятся, скорей всего, обидятся, думала Лида, хотя, с другой стороны, Паву до сих пор продолжали жалеть по умолчанию и на многое закрывали глаза. Зато она умела так подробно и красочно описать подругам увиденное, что создавала у них стопроцентный эффект присутствия.

Павочка попросилась сесть скромно, с самого края стола, чтоб поближе к туалету и выходу из кухни, где посвободней и обозрение получше. Пока гости накапливались, она не пошла в толпу, а стала смотреть издалека, чтобы видеть всю картину целиком, победно опершись на спинку стула и навалившись на нее всей своей тяжестью. Видно было все прекрасно, хотя изредка ей приходилось щуриться и прицеливаться взглядом, как орлице перед броском. Захотелось, скажем, получше разглядеть, что это там так активно блестит в ушах милейшей Раисы Абрамовны, жены наиизвестнейшего советского мелодиста (все его почему-то и называли мелодистом, не композитором, а именно мелодистом, видимо подчеркивая высшую степень композиторского искусства). Интересно же, сколько бриллиантиков муж наиграл своими нотками. Или, например, с кем так любезно, краснея и пофыркивая от возбуждения, воркует популярный поэт, недавно получивший премию Ленинского комсомола, но пришедший на юбилей почему-то без своей верной супруги. Ну и всякое такое. Запоминала, накапливала впечатления, чтобы потом поделиться с подругами, немного, как водится, приврав.

Хотя первым делом девочки будут интересоваться, чем кормили. Не то чтоб все из голодного края, но вопрос еды всегда стоял остро. Банкетное меню в ресторане «Московский» ничем особым не отличалось, они с Лидой это уже поняли, да и набор закусок был повсюду примерно одинаковый: обязательные оливье, селедка под шубой, холодец или заливной язык, сациви, фаршированная щука, всяческие паштеты, икра с изящной веточкой укропа, тарталетки с чесночным сыром и нарезки. «Классика не стареет», — подумала Павочка, осмотрев стол.

Постояв минут двадцать вдали от всех и слегка заскучав, Пава быстро, насколько могла себе позволить, сбегала припудрить носик и наярчить губы. Намазав рот намного шире, чем он был на самом деле, она с восторгом посмотрела на свое отражение в зеркале и привычным жестом поддернула лямку бюстгальтера. Необъятная грудь мечтательно всколыхнулась. Декольте было таким же глубоким, внушительным и низким, как и Павочкино контральто. Она считала, что три признака могут превратить обычную женщину в роскошную: высокие каблуки, глубокое декольте и яркие губы — вот и весь необходимый набор женственности на первое время. С высокими каблуками Пава завязала давно. От роскошной женщины оставались лишь декольте и губы, что для ее возраста было вполне достаточно. Проверив у себя наличие этих двух обязательных составляющих, Пава удовлетворенно улыбнулась себе в зеркало и пошла в зал.

Гостей сильно прибавилось. Они вовсю уже начинали общаться, обмениваясь последними слухами и сплетнями, вяло шутили и исподтишка, как и Павочка со своего дальнего наблюдательного пункта, оглядывали друг друга, оценивая каратность жен и лоск мужей. Официанты разносили стопочки с маленькой закуской, не шампанское, нет, как-то это было не принято, моветон, а сразу водку с черным хлебушком и распластанной пряной килькой и перышком зеленого лука, Алена попросила именно так, чтоб по-русски, по-нашему. Шампанское это кислое, которое надо не надо подавали на фестивале в Каннах, ей было непонятно, сплошная изжога, хотя бокалы высокие, красивые. А водка проще и привычнее, да и амбьянс сразу создает, в настроение вводит. Все уже немного расслабились, выпили, по привычке сгрудившись у рояля, долго стоять прямо было тяжело, и многие уже подыскивали, на что бы облокотиться. Некоторые прохаживались около столов, чтобы найти свое место — у каждой тарелки стояла табличка с именем. Спустя еще полчаса была дана отмашка, гости задвигали стульями и уселись, подсознательно проверив иерархию — все ли так, все ли устроены по негласному ранжиру, — и наконец успокоенно закивали друг другу, начав активно наполнять тарелки закусками. Пошли первые тосты. Адреса от Союза писателей, Союза композиторов, все такое приторно-одинаковое, славящее и прославляющее, строго-официальное, как под копирку, — ну что ж, такова была обязательная торжественная часть, через которую должны были пройти все юбиляры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых евреев
100 знаменитых евреев

Нет ни одной области человеческой деятельности, в которой бы евреи не проявили своих талантов. Еврейский народ подарил миру немало гениальных личностей: религиозных деятелей и мыслителей (Иисус Христос, пророк Моисей, Борух Спиноза), ученых (Альберт Эйнштейн, Лев Ландау, Густав Герц), музыкантов (Джордж Гершвин, Бенни Гудмен, Давид Ойстрах), поэтов и писателей (Айзек Азимов, Исаак Бабель, Иосиф Бродский, Шолом-Алейхем), актеров (Чарли Чаплин, Сара Бернар, Соломон Михоэлс)… А еще государственных деятелей, медиков, бизнесменов, спортсменов. Их имена знакомы каждому, но далеко не все знают, каким нелегким, тернистым путем шли они к своей цели, какой ценой достигали успеха. Недаром великий Гейне как-то заметил: «Подвиги евреев столь же мало известны миру, как их подлинное существо. Люди думают, что знают их, потому что видели их бороды, но ничего больше им не открылось, и, как в Средние века, евреи и в новое время остаются бродячей тайной». На страницах этой книги мы попробуем хотя бы слегка приоткрыть эту тайну…

Александр Павлович Ильченко , Валентина Марковна Скляренко , Ирина Анатольевна Рудычева , Татьяна Васильевна Иовлева

Биографии и Мемуары / Документальное