Шустрик

А после они резвились. Наигравшись в снежки, купили в соседнем вагончике буханку хлеба и поделили на троих. Какая-то компания снимала на видео, как полоумный тучный дед, отбросив палку, согнувшись, припадая на одну ногу, ковыляет, будто бежит за маленькой худенькой старушкой, а другой дед бросает в его спину снежок за снежком.

Они веселились до самой ночи, и, придя домой, Александра Семеновна почувствовала, что это еще один из лучших дней в ее жизни.

Его не стало спустя шесть с половиной лет – холодным ненастным вечером Миша возвращался домой из магазина и, выйдя из лифта, упал прямо на лестничной площадке. Инфаркт.

Александра Семеновна тяжело переносила утрату. Молча сидела за кухонным столом, подперев голову рукой, и сквозь занавески смотрела на капли дождя за окном. Не было слез – были муки, разношерстные как пятна воспоминания и отчаянное желание вернуть его. Мужа, любовника, друга, спутника жизни. Человека, частью которого была она сама. Хотелось ощутить его всего тут рядом, прижаться к нему, обнять его широкие сутулые плечи. Сказать ему то, как сильно она его любит. По-прежнему любит.

Как только речь зашла о похоронных обязанностях, Александра Семеновна решительно все взвалила на себя. Никакие уговоры не действовали: даже отказалась от Женькиной помощи – всюду пользовалась общественным транспортом. Лишь одно она отвечала: «Я ему обязана всем».

В Мишиной квартире тоже прибиралась сама, запретив детям даже прикасаться к вещам. Только Аленку попросила помочь. Часть одежды они отдали в дом престарелых. Старые, еще довоенные вещи Аленка унесла в школьный музей, где их положили рядом с пионерским галстуком Александры Семеновны.

– Бабуля, – выдохнула Аленка, окончив разбирать гору книг в стеллаже. – Скажи, пожалуйста, а почему ты именно меня позвала? Не позволив остальным даже прийти сюда? По-моему, папа слегка обиделся…

Александра Семеновна, ничего не ответив, вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с какой-то рухлядью.

– Что это? – Аленка изо всех сил попыталась унять брезгливость.

– Набор для выживания, – грустно усмехнулась Александра Семеновна. – Если бы не твой дед, мне кажется, мы бы никогда не осилили блокаду.

– Кто мы? – спросила Аленка, с сомнением разглядывая ослиные уши, заячий тертый-перетертый хвост и какую-то маску, которая до того порвалась, что понять, какому персонажу она принадлежит, было очень сложно. – Вы с дедушкой Мишей?

– Ленинград, – твердо ответила Александра Семеновна. – Весь Ленинград.

– Если они еще с времен войны, давай отдадим их в музей! Там…

– Нет, пожалуйста, – быстро сказала Александра Семеновна. – Обещай мне, что будешь сама о них заботиться.

Аленка притихла и с особой аккуратностью положила маски в чистый пакет.

Время, как принято считать, лечит. Лечило оно и семью Алексеевых – постепенно горе забывалось, зарастало чередой новых явлений, событий, перипетий… Сыновья работали, готовились к пенсии, гордились своими детьми, пребывали в ожидании Кириллкиного ребеночка.

Чувство одиночества и пустоты наваливались на нее так же внезапно, как и ощущение ненужности. Вроде бы день как день: встала, позавтракала, цветочки полила, газету прочла… Но больно ли нужны ей эти газеты? Хотелось к детям, внукам, смотреть в их глаза, слушать их рассказы.

– О чем говорить, ба? – отмахивался Кирюша. Отец отдал под его контроль часть бизнеса – Кирюха теперь важный стал, пиджаки то и дело меняет, про клубы забыл… – Все по-прежнему. Каждый следующий день похож на предыдущий. Перезвоню, вторая линия.

Понятно, что похож. И у нее также. Ты только расскажи, Кирюш, хоть что-нибудь… Ты ведь ездишь куда-то, ходишь, вернее, бегаешь, от офиса к офису. А я все дома сижу. Цветы, газеты да вы – больше ничего у меня не осталось. Даже кота завести не могу – аллергия. Эмоций нет у меня. Подпитки. Хочется поговорить, а все куда-то бегут, бегут… Занят ты, я понимаю. Занимайся. Говорят, старым никогда не угодишь. Все им не так и не этак. Это я тоже понимаю.

Ранней весной в семью пришла радость – у новоиспеченных супругов Кирилла и Насти родился первенец, а для Александры Семеновны уже правнук. Назвали, правда, по- чудному: Димитрием. Вроде и не Дмитрий, и не понять, как звать его. Но сейчас так модно якобы… Чем древнее имя, тем лучше. Церковнославянское имя, говорят.

В семье малыша звали исключительно Димитрием, Аленка называла Димочкой, а Александра Семеновна по старинке – Митя.

Ухаживать за правнуком много не дали – вокруг столько нянек-мамок, куда там до древней старухи.

– Ваши наставления с пеленками, мама, остались в прошлом веке! – ругалась Ниночка. Можно подумать, ей самой снова двадцать стукнуло. – Посидите в кресле, чайку попейте, мы тут как-нибудь сами.

– Действительно, мам, я твое любимое печенье купил, – вторил Женька. – Покушай, твоя помощь сейчас не к месту. Мы сами.

Сами, сами. А ты, старая, ненужная, иди куда-нибудь. Вот и весь разговор. Когда она приходит, эта «ненужность»? И кто в этом виноват?

– Аленка, давай тебя хоть в школу провожу? Ноги разомну.

Даже у Аленки – взгляд недоуменней некуда.