Шут герцога де Лонгвиля

– Я не знаю, что предпринять! Вызвать на дуэль старого прохвоста? Но где же повод для дуэли?

– Повод можно найти всегда.

– Но Генриетта запретила мне связываться с графом.

– Значит, нужно искать другой выход.

– Возможно, возможно, мой друг, – маркиз нервно ходил по комнате, наконец его осенило. – Надо вначале прочесть письмо!

Он разорвал конверт и углубился в чтение. Первая половина послания его явно развеселила. Он даже рассмеялся, но окончание заставило задуматься. Улыбка соскользнула с лица и канула в никуда.

– Если этот жестоких брак состоится, я себе никогда не прощу! – воскликнул он пылко.

– Дорогой маркиз! Что вы скажете на откровение прекрасной баронессы?

– Что я скажу? – де Шатильон немного удивился. – Вы так разговариваете со мной, будто имеете на это право! А ведь мы не ровня!

– Простите мою дерзость, – слегка кивнув головой, ответил Анри. – Мой костюм меня настраивает на определенный тон.

– Объяснитесь.

– Пожалуйста. Если это вас и вправду интересует.

– И заодно расскажите, откуда у вас… – маркиз осекся, заметив, что разговаривает с плебеем не так, как подобает человеку его ранга и поправился. – Где ты взял такое роскошное платье?

– Ну вот, теперь всё встало на свои места, – спокойно продолжал молодой человек, поднимаясь с кресла.

– Чего ты встаешь, сиди.

– Да нет уж, благодарю. Мы не настолько дружны с вами, чтобы я мог себе позволить рассиживаться в вашем присутствии. А теперь я объяснюсь относительно моего поведения. – Анри стоял перед де Шатильоном в богатом бархате, поблескивая золотым шитьем, и был замечательно красив в этот момент.

Он оказался несколько выше маркиза и, не стесняясь в незнакомой обстановке, казалось, снисходительно смотрел на гостеприимного хозяина.

– Наверное, вы слышали, что когда-то я был актером бродячего театра.

– Да, госпожа де Жанлис говорила.

– На сцене мне пришлось играть и богатых, и бедных. Порой у нас случалось по нескольку спектаклей за день, и в каждом из них мы исполняли две-три роли. Как вы думаете, легко ли актеру настроиться на роль?

– Не знаю, – пренебрежительно фыркнул маркиз. – Я никогда этим низменным ремеслом не занимался и не интересовался!

– Не обижайте искусство театра! – молодой человек сохранял спокойствие. – Оно не порочнее самой жизни! Мы только демонстрируем моменты из этой самой жизни, и некоторым почему-то не нравится видеть себя со сцены.

– Фиглярство, недостойное занятие!

– Я не имею права спорить с вами, потому что не дворянин, но знайте, будь на моем месте человек благородный, вы бы не ушли из этого помещения, не скрестив шпаги.

– Ты шут! Поэтому я прощаю твои дерзости! – от гнева тряся губами, заявил де Шатильон, которого слова простолюдина в одночасье взбесили.

– Я продолжу, – словно ничего не замечая, промолвил Анри. – Для нас, для актеров, каждый костюм – это маска, характер. В зависимости от того, что на нас надето, мы и ведем себя на подмостках. Поэтому и сейчас, вы уж извините, в такой роскоши, что на мне, я не могу заставить себя пресмыкаться перед вами, ибо я ничем не хуже вашего достоинства.

Маркиз просто задохнулся от неподражаемой вопиющей наглости безродного парня.

– Не надо волноваться, это так не идет вам, – посоветовал ему молодой человек.

– Я бы мог выгнать тебя вон, – проговорил де Шатильон, беря себя в руки. – Или натравить на тебя собак, чтобы они изорвали твой наряд!

– Ну зачем же? – с невозмутимым спокойствием продолжал дерзить Анри. – Ведь Генриетта так заставляла меня его надеть. И к тому же сколько денег ушло на его пошив! Нет, так нельзя. И вообще, дорогой маркиз, не надейтесь, я просто так не уйду. Я буду торчать у вас до тех пор, пока не получу ответа на письмо баронессы.

– Наглый негодяй! – бормотал маркиз, не в силах сносить вопиющее хамство.

– Не теряйте зря времени. Я должен завтра как можно раньше быть в Лонгвиле.

– А то тебе достанется! – со злорадством бросил маркиз.

– Нет, просто баронесса слишком долго ждала, и теперь у нее может кончится последний запас терпения.

– Хорошо. Оставайся здесь. Сейчас будет ответ.

Де Шатильон удалился в одну из дверей гостиной. И Анри не пришлось долго ждать. Вскоре маркиз вернулся и молча протянул ему конверт.

– На словах ничего не желаете передать? – осведомился молодой человек.

– Там всё написано, – сухо ответил де Шатильон и позвал слугу, который вежливо, без пинков и оплеух, выпроводил гостя из замка в глухую холодную ноябрьскую ночь.

Молодой человек отправился в обратный путь вначале пешком – до станции, где приобрел лошадь, а потом – верхом.

Ветер, бивший в лицо и старающийся сорвать шляпу, пронизывал насквозь, даже плащ не помогал.

Анри мчался обратно в каменную клетку, из которой упорхнул, подобно весенней птичке. Кто сумеет объяснить причину его возвращения? Что его заставляло, позабыв об обретенной свободе, вновь лезть в душную мышеловку? Может, любовь? Хотя, наверное, в его положении ее уже и след простыл, осталось лишь милосердие. Жалость сильного к слабому, мужчины к женщине. А еще он вез письмо…