Шут и его жена (СИ)

Мик поднял голову вверх и посмотрел на небо. Наверное, это его последние минуты. Но страха не было. Смерть предстоит всем. И смерть на костре ничем не хуже смерти в темнице, например. Конечно, он сделал не всё, что мог. Не всем помог. Да что там, он вообще был бесполезен, пожалуй. И вся его жизнь красной нитью протекла лишь для того чтобы встретить и защитить Нири. А теперь ей, пожалуй, не нужна защита. Она уже в своей стране и скоро встретится с дядей. А значит всё хорошо.

Он нашёл её глазами и улыбнулся. Не знал, видит ли Нири его улыбку, но пусть знает — всё хорошо. Пусть не печалится.

Толпа бесновалась. Всем хотелось крови и зрелищ. Кто-то кинул зажжённый факел и огонь быстро занялся, радостно прыгая по поленьям. Он нашёл глазами Нири. Что-ж, умирать он будет, глядя на неё. Хоть этой радости его никто не лишит. Она стояла, прижав ладонь к губам. По щекам прочертили дорожки слёзы.

«Прости, родная, что не справился, не остался с тобой до конца. Прости и знай, что я всегда любил тебя, с первого дня, как увидел».

Мик улыбнулся шире и запел знакомую песенку, которая на диво подходила к моменту. Если умирать, так с мужеством.

Ты воспой сегодня песню, свою песню менестрель.

В схватке с огненным драконом не спасёт тебя свирель.

Очень сильно провинился перед жадным королём,

Что за бедняка вступился. Будешь ты казнём огнём

Драконьей пасти.

Час пробил, врата открылись,

Затрубили в чёрный рог.

Крылья в небе заискрились,

Суд был словно грязный торг.

Доставал свою он скрипку, восхваляя небеса,

Что такую смерть за правду дарит Божья судьба.

Но случилось что и ждать никто из публики не мог —

В розы аспид превратился, рухнул с грохотом у ног

Пред менестрелем.

От дыма вскоре стало нечем дышать. Глаза начали слезиться. Мик уже не видел Нири. Всё вокруг заволокло дымом. Но он не чувствовал ни запаха дыма, ни жара. Прикрыл глаза. Всё-таки было немного страшно. А ещё больно. Как-то там Нири справиться без него? Наверное, она бы никогда не полюбила шута. Но достаточно было и того, что любил он сам. Мик представил её лицо, вспомнил её улыбку, голос. Пусть он умрёт с мыслью о ней.

Но смерть не приходила. А ещё вдруг стихли все звуки — рёв пламени, крики толпы. Осталась только тишина, вязкая и тягучая. Мик открыл глаза и ахнул. Он стоял в огромном лесу, деревья которого уходили так высоко в небо, что он даже не видел их крон. Он сделал шаг вперёд и увидел, что ничего его не держит. Ни костра, ни верёвок больше нет. А потом откуда-то сверху до него донёсся голос. Грозный и могучий он словно охватывал всё вокруг.

— Как ты оказался здесь?

Мик поискал глазами говорившего, но не нашёл. И всё-таки голос потрясал. Заставлял страшиться и трепетать одновременно. Мик склонил голову. Он не знал, где он и что должно говорить, но всё же попытался честно ответить.

— Меня сожгли на костре и вот я оказался здесь.

Не стал жаловаться, не стал просить. Ответил честно, как мог. А ещё попытался понять где он. Но вместо всех звуков его окутывала только звенящая тишина, а ещё необыкновенный чудный и дивный воздух. Дышалось полной грудью и так хорошо и свежо было вокруг! А ещё вдруг вспомнилось всё плохое, что он натворил в своей жизни. Если он умер, а так должно быть и случилось — вряд ли ему здесь будут рады.

Где-то он струсил, кого-то не защитил, где-то слишком горд был. Всё, что казалось вдруг неважным, все мелочи, которые он уже и не помнил, всё вдруг встало перед глазами, до последнего. И Мику стало мучительно стыдно. Как будто его увидели голым. Даже не тело, а всю душу. Он ещё ниже склонил голову, не смея поднять глаза.

И вдруг тот же голос ответил:

— Твоё время ещё не пришло.

И Мик почувствовал лёгкий ветерок, совсем лёгкий. А потом вновь вернулись все звуки. Он вдруг понял, что глаза его закрыты. Открыл их и увидел знакомую площадь и толпу народа. Только та смотрела на него, не мигая. Что стряслось? Мик пошевелил руками и ногами. Верёвок не было. Посмотрел вниз — от кучи дров остались лишь жалкие угольки. А с неба начинал накрапывать дождь, туша то, что ещё осталось от костра.

Он жив? Жив! Мик хмыкнул, поправил рубашку. Одежда тоже была целой, не сгорела и спрыгнул с помоста вниз.

Толпа отхлынула от помоста. Кто-то бухнулся на колени, кто-то истово крестился, кто-то делал знаки, отвращающие беду, а кто-то всё сразу. Чего это они? Странные люди, ей Богу. Мик улыбнулся.

В стороне стояла Нири. Её уже не держали и она несмело шагнула к нему навстречу. В глазах её было восхищение и, может ли такое быть, благоговение? Странное дело. Он ведь не совершил никакого чуда. Что они так смотрят на него? Однако сейчас было не до этого. Он подумает обо всём завтра.

И Мик направился к Нири. Она стояла под дождём. Косы растрепались, под глазами залегли тени, слёзы прочертили дорожки на щеках, смешивались с каплями дождя.

— Пойдём, промокнешь, — шагнул он к ней.

— Мик! — Она бросилась к нему, обняла, уткнулась ему в плечо. От нёе пахло чем-то таким неуловимым. Цветами, лесными травами.