Шут и Иов

Император узнал о беременности Екатерины почти одновременно с Дантесом, безусловно, через Трубецкого. Считается, что еще одну версию женитьбы Дантеса выдвинул М. И. Яшин предположивший, что Дантес женился по приказанию царя. Яшин даже высчитал день, когда было дано указание, а, скорее всего, совет, поступить «как подобает честному человеку», 9 октября 1836 г. Но это — звенья одной цепи. В тот день Дантес был назначен конным ординарцем при особе императора.

И неожиданно простая любовная связь превратилась в капкан. Весь октябрь 1836 г. проходит в метаниях Дантеса и Геккерна. Дантеса непрерывно наказывают, показывая, что «это» надо сделать. В октябре Дантеса перестают приглашать на царские балы. Для Геккерена это была катастрофа, и, когда давление стало все более возрастать (Дантеса назначили уже прямо символически на пять дежурств вне очереди; а о том, что принц был принят в розекрейцеры, хотя сути происходящего не знал, говорит хотя бы дата «правильного» рождения первого ребенка — 19 октября, День рождения Рамзеса), отец пошел на то, что вне сказанного контекста кажется не понятным.

Началось короткое время «сводничества». Психологически здесь был свой резон, хотя и от отчаяния. Геккерен решил «свести» Екатерину с Натали, и заодно с Пушкиным, изображая, что Дантес страстно влюблен в старшую Гончарову. Перессорив всю семью, он добивался, как предполагала еще Ахматова, главного, чего добивается дипломатия — выигрыша времени и, возможно, отъезда Екатерины в деревню, так как через определенное время скрыть беременность будет невозможно.

Но здесь пришло время выступить из тени основным силам.

Письмо или 58

В знаменитом неотправленном письме от 21 ноября 1836 г. Пушкин пишет о виновности и авторстве Геккерна в деле с «дипломом», а спустя два месяца он на этом, перед дуэлью уже не настаивает. Почему?

Начнем с того, что, во-первых, он сразу понял, от кого это письмо. Хотя бы по печати.

На ней изображены две капли, похожие на пламенеющие сердца. Справа от буквы А — птица, слева — циркуль, верху — гребень или ограда, внизу ветвь пальмы. Это не печать частного лица (исследование Ю. Плашевского).

Циркуль — слишком известный эзотерический символ. Гораздо важнее здесь другие. Два сердца и циркуль означает «кто тайну знает, тот все имеет». Одновременно это призыв к действию. Известно, что акация — лишь преемница более древнего символа, пальмы, означающей мир и успокоение. «Ограда» — отделение от непосвященных. На оттиске какая-то странная птица щиплет плющ, являющийся символом верности, привязанности и семейного благополучия.

Все эти символы «Астреи» Пушкин прекрасно знал. Соллогуб писал, что Пушкин был абсолютно спокоен, когда получил 3 «пасквиля», и сказал, что «подозревает одну женщину», и Соллогуб назвал ее имя. Причем отреагировал хладнокровно: «если кто-то плюнул мне сзади на сюртук, дело почистить его моего камердинера». Но тут же, сразу после получения писем, послал вызов именно Дантесу, хотя он не был «той женщиной» и совсем не упоминался в дипломе.

Всегда не хватало небольшого звена. То, что письмо не простое, Пушкин знал. Но что еще? Совсем недавно Вл. Орлов смог прочесть часть разорванного письма Пушкина к Геккерену: «2 ноября вы узнали от вашего сына новость, которая доставил вам большое удовольствие. Он сказал Вам, что я в замешательстве, что моя жена боится некоего письма, и что она теряет от этого голову. Вы решили нанести окончательный удар. Я получил… экземпляров анонимного письма, из тех, которые были разосланы, но т. к. это письмо было изготовлено с…я был уверен, что найду своего сочинителя и не беспокоился больше. Действительно, после менее чем З-х-дневных розысков, я обнаружил искусителя, непочтительно поставленного в затруднительное положение».

О том, что вызов Пушкина для Геккеренов был как удар с ясного неба, говорит хотя бы тот факт, что Геккерен обратился к Вяземскому, нарушая дуэльный кодекс о сохранении тайны вызова. Геккерен, плача, просил неделю отсрочки, а Пушкин дал две (14 дней), и не случайно.

Пушкин подозревал графиню Нессельроде, крайне не любившую поэта, но «посвященную». Уже по печати Пушкин понял, кто к нему обратился. И даже, возможно, знал, кем письма были написаны.

Сколько лет исследователи диплома ходили вокруг почерка Долгорукова, Гагарина, их слуг и т. д…. Каноническое указание Щеголева на Долгорукова парализовало свободу поиска. А кто конкретно написал диплом — известно! Только в 1974 г. был поставлен парадоксальный вопрос, из тех, которые неожиданно и открывают истинные пути, — а измененным ли почерком-то написаны дипломы?