С тех пор как они покинули Острова, Шут жил с постоянным ощущением того, что лишился чего-то очень важного. В иные минуты ему отчаянно хотелось вернуться. В отличие от Руальда, который рвался к родным берегам, не в силах думать ни о чем, кроме возможности скорее ступить на землю, где осталась его любимая. Для Шута было ясно, как день, что потеря трона пугала короля гораздо меньше, нежели угроза лишиться Нар. И это было плохо. В прежние времена Руальд умел отодвигать личные дела на задний план и в первую очередь думать о государстве.
Ваэлья сказала, что однажды Шут сам поймет, как исцелить короля. Но было совершенно непонятно, когда это понимание придет. Пока он мог только быть рядом с Руальдом. Просто быть рядом.
Когда на Островах король вернулся в сознание, Шут со страхом ожидал упреков за спектакль на эшафоте, но Руальд не сказал ему ни слова. Он вообще не разговаривал, часами лежал, глядя в потолок, и вовсе не обращал внимания на своего любимца, который изо всех сил старался разговорить короля.
Но и не гнал.
Однажды Шут не выдержал и спросил:
- Руальд... ты сердишься на меня? - он с мольбой смотрел на друга, упрашивая богов, чтобы тот не отвернулся сердито к стенке, а дал честный ответ.
Король глубоко вздохнул.
- Патрик... - он на миг прикрыл глаза, а когда снова открыл, взгляд его будто обрел наконец обычную живую остроту. - Ну как на тебя сердится... шут ты мой... Просто жизнь стала противна мне. Неужели ты думаешь, я не осознаю своего безумия? Думаешь не понимаю, кто тому причиной? Пат... я не слепец, не дурак. Но я люблю мою ведьму, люблю и ненавижу. И все, что держит меня - это она. Не будь ее - я давно бы послал этот мир и эту жизнь ко всем демонам...
'Не будь ее, - с горечью подумал Шут, - ты был бы весел и здоров. Ты и Элея. И не случилось бы всех этих бед...'
- Руальд... - осторожно начал он, - но отчего ты позволяешь ей так ломать твою судьбу? Твой разум? Это разве любовь, когда один совершает насилие над другим? Пользуется им? - Шут и сам понимал, что вопросы эти слишком дерзкие, но они так давно тревожили его, не задать их было уже нельзя.
Руальд молчал, и Шут решил, что попросту не дождется ответа, когда король все-таки заговорил:
- Ты мало чего знаешь о нас, Пат. Судишь по тому, что видел, а видел ты лишь поверхность этого омута. Наша любовь похожа на войну, каждая наша ночь - на битву. Я столько раз готов был убить ее, но... смотрел в эти черные глаза и думал - а как я буду без них? Думал, может, весь мир не стоит этих глаз. И демоны с ним, с моим разумом... А на следующее утро опять не мог собрать себя воедино и проклинал тот день, когда встретил ее...
- Попроси ее снять чары, Руальд! - воскликнул Шут. - Заставь!
- Я просил... - устало ответил король, - и грозил... Она сказала, что это не в ее власти. Сказала, со временем все пройдет, я вновь стану цельным... - казалось, Руальд и сам не верит своим словам. Но Шуту Нар говорила то же самое.
- Я думаю, она не лжет, Руальд, - промолвил он, вспоминая слова Ваэльи. - Чары слишком сильны даже для самой Нар.
Король печально усмехнулся:
- Может и так. Вот только я не уверен, что это повод радоваться. По всему выходит, я теперь действительно всецело в руках богов.
И Шут - вечный побрехун, язык без костей - не нашелся что ответить. Любые утешения прозвучали бы фальшиво...
2
Они с Руальдом были такие разные... И познакомились - случайно. Впрочем, Дала всегда говорила, что случайностей не бывает...
На самом деле, Шут умирал. Он уже полгода не жил в тепле и не ел досыта. После того, как погибла труппа Виртуоза, мыкался от одного города к другому, ночевал в стогах сена и под мостами. Ему не минуло и пятнадцати зим, он был тощим, маленьким и грязным - никто не зарился на такого работника. А зима уже давала знать о своем приближении долгими холодными дождями и промозглыми ветрами. Здоровье у Шута было крепкое, даром что на вид совсем птаха, но когда в животе пусто, а рваная одежда не греет, холодное время пережить не просто...
Он безуспешно пытался прибиться к какой-нибудь труппе артистов, да только в преддверие зимы никто не хотел брать лишний рот на попечение. Зимой тех, что есть, прокормить бы. Виртуоз всегда уводил своих людей в Южный удел, где снега много, а холодов почти нет. Там они находили городок покрупней и коротали зиму, давая представления в тавернах и на постоялых дворах, а сами жили в своих фургонах, согреваемых небольшими печурками. Было это вовсе не плохо - хоть пища становилась скудна, зато появлялось больше времени для игр. Тогда глупенький Шут так мечтал о безграничной свободе...
И вот он оказался волен, как ветер. Такой же неприкаянный... Никому не нужный. И все его время уходило на поиски еды. Сначала Шут честно пытался заработать, но скоро понял, какое это бесполезное занятие. Никто не воспринимал его всерьез, гнали прочь, не желая даже выслушать.