Поставив кружку рядом с постелью, Нар скользнула под одеяло и приникла к Шуту, спрятав лицо в его растрепавшихся волосах. Мимолетно, как крылья бабочки, губы принцессы тронули ямку у него за ухом, но в этом прикосновении не было страсти — лишь прощальная нежность. Он понимал, что случившееся сегодня не повторится больше никогда.
'Неужели она действительно меня любит? — думал Шут. — Как такое может быть правдой? — но он знал, что это так, ибо когда две души становятся единым целым, ложь невозможна… Даже если так трудно поверить. Осознать и принять, что для кого-то он может быть желанней короля…
— Свадьба назначена через месяц, — промолвила Нар, щекоча своим дыханием его шею, — но я приду к Руальду раньше. Он будет убежден, что это его дитя. Вы ведь похожи почти как братья…
— Но волосы…
— Лишь признак мага. А маг может родиться в любой семье. К тому же… скорей всего твой сын будет обычным человеком. С черными волосами. Сила редко наследуется в первом поколении. А если и наследуется, не обязательно с цветом волос…
— Сын?.. — окончательное понимание того, что свершилось, накрыло его с головой.
— Да. Это будет мальчик. Он пришел этой ночью, ибо я позвала его.
Шут зарылся лицом в постель. Мальчик… сын… Его дитя. Он почувствовал, как губы неудержимо расплываются в улыбке. Его дитя… Неужели так бывает? Неужели он, балаганный бродяга, паяц, игрушка короля, подарил жизнь новому человеку? Наследнику престола?!
Нар провела пальцем по его плечу.
— У тебя не было прежде женщин?
— А… кхм! — он смущенно хмыкнул. Вопрос застал Шута врасплох. — Да нет… Было. Однажды Руальд решил, что мне пора стать мужчиной…
Нар хихикнула:
— И он нашел тебе шлюху.
— Не… Не совсем шлюху. Точней, вовсе не шлюху. Она была знатная дама, просто… гм… особого нраву…
— Ха! — Нар бессовестно ухмыльнулась. — Видать не больно-то она тебя впечатлила, — и вдруг прильнула к нему нежно щекой: — Ты же мальчик совсем…
Шут еще глубже уткнулся носом в подушку. Ему было стыдно, но в то же время так тепло на душе от этой ласки, которая неожиданно случилась в его жизни.
А ведь тогда, в первый раз, он услышал почти те же слова… 'Ох, Патрик, да ты совсем не тот, за кого себя выдаешь…
Прервав его воспоминания, Нар потянулась и со вздохом выбралась из постели, бессовестно прихватив за собой теплое одеяло.
— Вставай, мой шут. Тебе пора идти, скоро рассвет. Ты ведь не хочешь, чтобы наша тайна стала известна всем в этом дворце?
Вернувшись к себе, Шут запер дверь на засов, чтобы никто его не потревожил, и вновь завалился спать. Он не соврал Нар, у него и впрямь был опыт общения с женщинами в приватном порядке…
Это случилось в ту пору, когда король еще только разглядывал портреты потенциальных невест и частенько приглашал в свои покои совсем не тех дам, с которыми беседуют о погоде. В фаворитках у него тогда ходила некая леди Грэнс, на первый взгляд — милая простушка. Но Шут видел, что глаза у нее умны. По словам Руальда, в искусстве доставлять мужчине удовольствие равных этой особе не было. Шут королю верил и проверять не собирался. Однако Руальд сам решил однажды, что его юный любимчик, слывущий тем еще проказником, достоин познать лучшее.
В ту ночь все праздновали Вершину Зимы — поворот солнца, когда день начинает удлиняться. Карнавалы и праздничные шествия превратили Золотую в город любви и безумия. Во дворце тоже давали пышный бал, и Леди Грэнс с легкой руки своего монаршего покровителя не просто обратила внимание на придворного шута, а старательно весь вечер старалась его обворожить. Высокая и легкая в движении, скрывшая свое лицо изящной позолоченной маской, она даже в ночь, когда все равны, мало походила на остальных придворных дам, ищущих милости короля. Эта леди никогда не жаждала себе короны, довольствуясь положением любимой 'ночной феи' Руальда. И Шут сразу понял, что от него самого, разрисованного гримом паяца, ей нужно совсем не то же самое, что и остальным барышням. Не экзотичного приключения, не возможности подобраться поближе к королю… Нет, эта леди обольщала его потому, что так захотел сам Руальд…
И Шут сдался. Хмельной от вина и праздника, потерявший разум от пленительной близости самой притягательной женщины во дворце, он махнул рукой на свои принципы и решил: почему бы и нет? Чем он хуже короля…
Что ж… Эта ночь была и в самом деле незабываемой. Но… когда Грэнс ушла, Шут долго лежал и смотрел в потолок, опустошенно думая о том, что права была матушка Рейна — в объятиях без чувств нет никакой красоты… Да, в тот миг, когда жаркие губы леди Грэнс покрывали его грудь поцелуями, Шуту казалось, что он любит эту женщину, он готов был в тот же миг звать ее в храм и приносить обет верности. Но стоило только страсти развеяться, как им овладел жгучий стыд за собственную сущность, которая оказалась так предсказуема, и, в особенности, за эти нелепые мысли о любви.