Шут

Между тем балы следовали один за другим, и весь дворец жил предвкушением свадьбы. Нар, перестав скрываться от придворных, обернулась настоящей звездой света. Мадам Сирень пошила для нее такие восхитительные наряды, что даже леди Арита, как всегда высокомерно, но все же признала, что невеста короля 'не лишена очарования'. Шут удивлялся прежней своей слепоте — когда-то Нар казалась ему некрасивой… Дивился он и тому, как сильно изменили тайкурскую волшебницу новые платья. Впрочем… дело было не в нарядах, не в драгоценных каменьях — иным стал взгляд принцессы. Перемены затронули самую суть ее существа, и внешняя привлекательность стала лишь отражением этих внутренних изменений. Красота Нар соткалась из ее жестов, походки, улыбки… которая волшебным образом преображала резкие, заостренные черты лица.

Шут смотрел на принцессу, гордую таргано, и понимал, что она все-таки исполнила волю своего отца. Возможно, Нар всего лишь одела маску, но для всех она перестала быть воином, обернувшись настоящей юной леди. Наряды Госпожи Иголки не скрыли, но напротив, подчеркнули всю экстравагантность тайкурской принцессы.

Руальд носился с Нар так, точно она была по меньшей мере золотая. Придворные дамы и фрейлины, лишившись покровительства прежней королевы, из кожи вон лезли, лишь бы понравиться новой возлюбленной Его Величества. Шут высмеивал эти жалкие корыстные потуги без малейшего зазрения совести. Глядя на высокомерные лица бесстыжих сплетниц, он неизменно вспоминал тот разговор, подслушанный в саду, и обида за королеву стальными когтями сжимала сердце. Дамы прекрасно чувствовали, как Шут к ним относится, и пытались отвечать ему тем же, но, даже выдуманные коллективно, их плоские шутки не могли сравниться с едким, точно сок травы кру, сарказмом господина Патрика. Его высказывания были так изящны и жестоки, что фрейлинам оставалось только бессильно поджимать губы и фыркать от возмущения. Они больше не пытались флиртовать с ним, быстро осознав, что этот новый шут, вернувшийся с Островов, мало чем напоминает прежнего любимчика всех дам.

С Нар Шут почти не общался. Он был не глуп и быстро понял, что рядом с ней его Сила становится безграничной и неуправляемой. Чем сильнее маги, понял он, тем ярче проявляется в них дар, когда они рядом. На Островах, с Ваэльей, ему тоже мнилось, будто он близок к прозрению. А стоило потом оказаться одному — и поток этой дивной энергии так ослабел, что казалось, его и нет совсем. Впрочем, наставница была права — постепенно дар пробуждался в нем. И также постепенно Шут учился понимать эту неведомую силу. Но с Нар он терял над ней контроль. С Нар он был точно едва научившийся ходить ребенок, брошенный в кипучую стремнину. Шут инстинктивно чувствовал, что просто не готов к таким бурям эмоций и каскадам энергии. Да и вообще… не пристало королевскому шуту водить дружбу с будущей женой Его Величества. Кто он таков для подобной дружбы? Правильно — никто. Глупый дурак… Подзаборный найденыш…

13

— Почему ты избегаешь Нар, Патрик? — король поставил очередную фигуру на башенку из других таких же. Была уже глубокая ночь, но королю не спалось и он коротал часы в обществе своего шута и бутылки сувартийского. Они даже не играли, просто выстраивали на доске для 'престолов' столбики из фигур — кто выше. Забава была детская, но нравилась обоим. В основном тем, что не требовала умственных затрат и позволяла свободно говорить о самых разных вещах. Последний вопрос, однако, застал Шута врасплох.

— Да разве я избегаю?.. — попробовал выкрутиться он. Шут, в отличие от короля, бессонницей не страдал и давно уже свалился бы спать, но теперь весь сон с него как рукой сняло.

— Да, — коротко ответил Руальд и утвердил еще дну фигуру на вершине башенки.

'Ну вот… — тоскливо подумал Шут, — такой был хороший вечер… — лгать королю он не мог, говорить правду — тем более. Наставница просила его никому не рассказывать о своих способностях, и Шут чувствовал, что эта просьба действительно важна.

Вместо ответа он достал из-за пояса небольшую свирельку, которую вырезал недавно, и заиграл тихую, переливчатую, как журчание ручья, мелодию из тех, что всегда нравились королю. Руальд задумчиво двинул одну из фигур, а потом подпер лицо ладонью и устремил взгляд куда-то в дали, видимые ему лишь одному. Шут играл, бережно выпуская на волю звуки, а сам смотрел на короля и искал в нем прежнего Руальда, того смешливого открытого человека, каким тот был еще несколько месяцев назад. Лишения и горести навсегда изменили облик короля — глаза его стали жестче, лицо заострилось, утратив все юношеские черты. Теперь никто не назвал бы его озорным и несерьезным, как это бывало прежде. Шут знал, что по ночам Руальду нередко снятся кошмары и лекарь дает ему какое-то особенно забористое зелье, от которого король спит так крепко, что утром его нельзя добудиться. Знал он и то, что Нар не могла облегчить этих ночей, не смотря на ее силу. Возможно, ей мешали собственные чары, а может статься потаенная боль Руальда была слишком велика для маленькой колдуньи.