– Да, – усмехнулась она. – Знаешь, сейчас бы я не стала её убивать. Я жалею об этом не потому что мне жаль Катю и ребёнка. Мне жаль, потому что я лишила себя удовольствия наблюдать, как рушатся её розовые мечты. Она бы страдала, когда Швед отобрал бы у неё дочь, и тогда Катька приползла бы ко мне побитой псиной, умоляя о помощи и поддержке. И сейчас я не была бы у него в вечных должниках, а эта сука не стала бы грёбаной мученицей!
Последние слова были пропитаны желчью и ядом. Ненавистью, которая разъедает её изнутри, выжигает всё доброе и хорошее, что может ещё жило когда-то в ней, хотя… у такой как она сучьей дочери вряд ли было что-то доброе в душе. Злая, алчная, с непомерной гордыней тварь.
Мне стало противно просто находиться рядом с ней.
Пользоваться её услугой?
Да на хер она мне нужна!
Мерзкая-мерзкая баба!
Зачем Швед отдал меня этой гадине? Решил проверить?
Сознание тут же наполнилось сомнениями, вопросами, растущим любопытством и желанием понять его поступок.
Если эта тварь больная на всю голову, в чём я ни капли не сомневаюсь, то, что ей стоит убить меня? Или кого-то ещё, приближённого к Шведу?
Почему он доверил ей меня?
Беспечность?
Вера в её искупление?
Ха! Даже я в подобный бред никогда не поверю. Швед подавно.
На ней явно есть поводок. Только что им является? Или кто?
Чем Швед удерживает эту больную?
– Ты смотришь на меня с отвращением, ужасом и одновременно, любопытством, – произнесла Анна насмешливо и поднялась с дивана. – Не бойся, девочка. Я не причиню тебе вреда. Я не причиню вреда никому и ничему, принадлежащему Олегу.
Я смотрю на её прямую спину, на точёную и хрупкую фигуру. На чёрные как смоль волосы и вижу перед собой женщину, которая сама себя загнала в угол. Она сама разрушила свою жизнь, превратила её в руины. Да, она при деньгах и живёт, не зная нужды, но она дико несчастная женщина. И в этом она виновата сама.
– У меня есть сын. Ему шесть лет, – надломлено произносит Анна. – Швед не трогал меня все те годы, не заявил на меня, не пригрозил. Вообще ничего не сказал и не сделал. Просто в тот день он посмотрел мне в глаза, и я без слов всё поняла.
Она обняла себя руками, словно замёрзла.
– Он явился ко мне домой в первый же день выписки из роддома. И с порога заявил: ты должна мне жизнь, Анна. Отныне, всё, что я тебе скажу и прикажу, ты сразу выполнишь. Скажу, нужно убить – ты убьёшь. Скажу украсть – украдёшь. Скажу, встань на четвереньки и лай – ты выполнишь всё беспрекословно. Сделаешь. Всё. Что я. Прикажу. Это твоя плата за мою дочь. Или… Ты можешь отдать мне сына и смотреть, как я легко и быстро сверну ему шею. Тогда мы будем в расчёте. Выбирай.
Закончив, она всхлипнула и бросилась в туалет за зеркальной дверью.
А я сидела на шикарном диване, глядела на то место, где сейчас стояла Саррэ и ощущала себя так, словно только что меня облили вонючей жижей, от которой немедленно захотелось отмыться. Желательно облиться хлоркой и потереть тело самой жёсткой мочалкой.
Я давно поняла, что большинство людей – дерьмо. Они предают и делают страшные глупости от своей слабости и порочности.
Всегда считала, что такие мерзкие людишки существуют среди нищеты, но, похоже, в мире больших денег их не меньше.
Пока Саррэ восстанавливала своё душевное спокойствие, явились девочки с алчным блеском в глазах и фальшивыми улыбками на таких же фальшивых надутых губах.
Холёные ручки разложили передо мной на столе телефоны, гаджеты к ним, гарнитуры, чехлы.
Выбрала чисто чёрный. И чехол чёрный. Никаких украшений, рисунков и дурацких страз.
Девушки начали меня отговаривать, мол, как же для молодой девушки и чернота? Нужно розовый и вот к нему чехол с единорогами. Или золотистый, серебристый, белый… Чехольчик с цветочками, стразиками и прочей блевотиной.
Пришлось резко заткнуть их, рыкнув, что я не тупая овца, а девушка с мозгами и собственным вкусом и мнением.
Вот номер телефона выбирала дольше.
Погрузилась в выбор настолько глубоко, что пропустила момент, когда вернулась из уборной Саррэ – гордая, властная, спокойная. Так и не скажешь, что совсем недавно она предавалась страшным воспоминаниям.
Чёрт. СП – хорошая вещь. Жаль, больше у меня нет.
В зал уже вносили одежду. Развешивали на длинной катающейся перекладине разноцветные шмотки. Доставали из коробок обувь. Шуршали бумажными упаковки с нижним бельём. Вынимали из круглых и квадратных коробок сумки.
А я выбирала номер…
Остановила свой выбор на номере, заканчивающийся тремя четвёрками. Не знаю, мне почему-то понравилось.
Пока ждала, когда девушка установит на мой телефон все приложения, сделает синхронизацию и прочую муть, о которой я только сегодня узнала, я смотрела на суету вокруг, на команды и усмешки Анны Саррэ и поняла, что ни черта не стану покупать здесь.
Не стану прислушиваться к её мнению и вкусу.
Нет. Ни за что. Я лучше снова надену свои старые, потрёпанные жизнью тряпки.