Швед всё-таки выпускает мою руку и мне до боли хочется, чтобы он снова коснулся меня.
Открывает передо мной дверь и помогает выбраться.
За руку не берёт.
Входим в помещение. Здесь многолюдно и на нас все смотрят.
Работники и гости бара-ресторана приветствуют Шведа, как будто он здесь главный.
Возможно, так и есть.
Мужчина спокоен и расслаблен, словно оказался у себя дома.
Когда мы садимся за столик, не удерживаюсь и спрашиваю:
– Это ваш ресторан?
– Заметила? – улыбается Олег.
– Ну-у, вы здесь такой, словно у себя дома, – проговорила тихо.
Он кивает.
– Да, это моё заведение.
К нам подходит девушка-официантка, и я с неудовольствием замечаю, что она просто-таки тащится от Шведа: улыбается ему от уха до уха, глазками стреляет, и голос у неё такой сладкий, что я невольно кривлюсь.
– Олег Викторович, всё как обычно? Или сегодня желаете чего-то особенного?
Мне кажется или эти мурлыкающие нотки действительно прозвучали в её голосе?
– Машенька, мне как обычно, а моей гостье подайте полноценный обед. Кстати, что у нас сегодня на обед? – интересуется Швед.
– На первое борщ. Второе – котлета по-киевски и картофельное пюре. Салат из овощей. Из напитков как всегда компот из сухофруктов или брусничный морс, – перечисляет Машенька, оказавшись с креслом Шведа слишком уж близко.
Под столом сжала руки в кулаки. Так бы и врезала этой Машеньке, меж глаз, чтоб она в ауте побыла часика три-четыре, а то и больше.
Официантка к моему неудовольствию была красивая: жгучая брюнетка; глаза – тёмные омуты, большие, влажные, чуть раскосые. Брови вразлёт. Высокие и чётко очерченные скулы подчёркивали некую хищность образа. Пухлые губы были в алой помаде. Одета девушка в длинную синюю юбку, белую блузку, поверх – фартук с карманами. Волосы собраны в косу и уложены вокруг головы как корона. Сбоку у виска алый цветок.
Все девушки носили эту необычную униформу.
Но все остальные на Шведа не пялились так явно.
– Хорошо, всё неси, – распорядился Швед.
Девушка бросила на меня насмешливый взгляд и удалилась, резко развернувшись на невысоких каблуках.
Юбка с хлопком обняла её ноги.
От души пожелала этой красотке споткнуться и прорыть носом каменный пол.
Увы, Машенька спотыкаться не желала.
В голову закралась противная мысль: а спал ли Швед с этой официанткой?
Она так призывно на него глядела, словно… что-то было или она на что-то надеется.
Вот же гадские мысли.
– Яна, ты меня слышишь? – выдернул меня из размышлений Швед.
Дёрнулась и криво улыбнувшись, произнесла:
– Прости. Задумалась.
Его брови сошлись на переносице. Он откинулся в кресле и поинтересовался:
– О чём же ты задумалась?
– О тебе и… – произнесла, не задумываясь, и вовремя прикусила язык.
* * *
ЯНА
– Как любопытно, – ослепил он меня своей улыбкой. – Ты думала обо мне и? Продолжи мысль.
Я мотнула головой и тоже улыбнулась.
– Прости. Просто всякие глупости лезут в голову, – ответила мужчине.
Его брови взметнулись вверх, и в глазах блеснуло что-то опасное.
– Ты меня сейчас назвала глупостью? – насмешливо поинтересовался Швед.
Я шлёпула себя по губам.
– Прости! О тебе я так не думала! Честно! – выпалила тут же и напряглась. Вдруг, Швед рассердится на мои идиотские слова. – Ты вообще самый лучший во всём мире! Именно так я думаю. А глупости… Это… Э-э-э…
Как сказать мужчине, которого знаешь меньше суток, что он тебе начинает очень даже нравиться, и что внутри рождается какое-то странное, нехорошее и вязкое чувство ревности?
– Ну? Я жажду услышать правду, Яна, – обманчиво ласково протянул мужчина. Подался ко мне и глядя прямо в глаза, словно гипнотизируя, произнёс: – Раз ты осмелилась говорить о моей исключительности и идеальности, то будь добра пояснить и свои мысли, в которых я тоже фигурирую, и которые ты считаешь глупыми.
Анна говорила, что Швед манипулятор. Она забыла добавить, что он манипулятор в тысячной или даже миллионной степени.
Я ведь выложу всё как на духу!
Надо быть осторожнее со словами.
Но сказать правду пришлось. Сама виновата.
– Вы… То есть ты… э-э-э, мне кажется… точнее, я знаю… даже уверена, что начинаю влюбляться… в тебя… Ты – мой герой, Олег…
Его лицо – непроницаемая маска. Слушает внимательно. Никаких насмешек, подколок. Ржавый бы уже «обласкал» меня за эти мысли, а Швед слушает мой бред.
– И тут эта пришла. Машенька-хренашенька. Крутится около тебя, опахалами своими лупит, губищи раскатывает, сиськами трясёт, чуть ли не трётся о тебя, как кошка во время течки… Блин… Подумала, а был ли ты с ней… э-эм… близок?
Зачем я говорю ему про это всё? Он же сейчас решит, что я безнадёжная идиотина. Но вместо того, чтобы заткнуться, вбила последний гвоздь в свой гроб:
– В общем, у меня возникло желание вмазать ей промеж глаз, чтоб у неё третий глаз открылся.
И взгляд опустила.
Точно, сейчас он будет ржать.
Хотя нет, Швед не ржёт. У Олега очень красивый смех. Тихий, но глубокий. Мягкий и ласковый. Как прибой, которого я никогда не видела, но слышала в записи. Завораживает.
Смотрю на свои руки, на ранки на ладонях, на обломанные ногти и жду. Но Швед и не думал смеяться.
– Яна, посмотри на меня, – слышу его голос.