– Что случилось, мам? – с тревогой спросила заспанная Полька, заходя в спальню. – Ты почему одеваешься? Куда ты? На работу, что ли? Но ты же еще не выздоровела…
Настя слушала ее и не слышала. Торопливо натягивала на себя свитер, джинсы. Пуговка на джинсах никак не хотела застегиваться, и она вся сосредоточилась на этом занятии, будто оно было самым важным в этот момент.
– Мам, почему ты молчишь? Что случилось? Ты можешь нам объяснить хоть что-то? – снова громко спросила Полька.
За спиной ее уже маячила Оля, моргала спросонья испуганно. Настя глянула на них и будто очнулась, и пуговка наконец послушно пролезла в петлю, и произнесла тихо:
– Папа в больнице, девочки. Он под машину попал… Я не поняла толком, но там что-то очень серьезное… Я в больницу должна немедленно ехать! Прямо сейчас!
– Как – попал под машину? Почему? – спросила Полька, прижав ладони к груди. – Что ты говоришь, мам? Тебе что, из больницы позвонили?
– Нет, не из больницы…
– Так может, это не он?
– Да я и сама толком ничего не поняла, Полечка… Сейчас поеду и все узнаю. Вызови мне такси, пожалуйста!
– Мы с тобой поедем, мам! Ты же едва на ногах держишься, как мы тебя в таком состоянии отпустим?
Не дожидаясь возражений, Полька быстро повернулась к Ольке, скомандовала решительно:
– Ну что ты стоишь, рот открыла? Иди, одевайся быстро!
Оля будто ее не услышала. Стояла с испуганным лицом, лишь губы подрагивали в судороге. Потом вдруг спросила слезно:
– Мам… А папа не умрет? А вдруг он умрет, мам?
– Да не говори ерунды, совсем с ума сошла, что ли! – прикрикнула на сестру Полька. – Иди давай, одевайся! Ну! А я пока такси вызову! Я знаю, как ты всегда медленно собираешься, копуша!
Через десять минут они вышли из подъезда, сели в такси. До больницы ехали молча. Потом так же молча шли по длинному больничному коридору в сторону операционной. Долго сидели на скамье в ожидании хирурга, который делал операцию. Он вышел к ним, и подскочили со скамьи дружно, глядя на него с тревогой.
Хирургом оказался пожилой дядька с усталым взглядом, но говорил он довольно спокойно и обнадеживающе:
– Травмы серьезные, но в настоящий момент опасности уже нет. Конечно, несколько дней он в реанимации будет находиться, а потом… Потом посмотрим, как будет. Быстрого восстановления не гарантирую, конечно. Позвоночник травмирован, нервные окончания задеты… В общем, время покажет, что и как. Может, на восстановление больше года потребуется. Тут все от ухода зависит…
– Мы будем за папой ухаживать, будем! – торопливо ответила за всех Полька. С таким решительным отчаянием ответила, что Настя глянула на нее с благодарным удивлением и только кивнула – да, мол, конечно, мы будем ухаживать…
А Олька заплакала тихо, прижав кулачки к губам. Хирург улыбнулся, погладил ее по голове, произнес ласково:
– Не плачь, девочка, не плачь… Все с твоим папой хорошо будет. Не плачь…
– А можно к нему пойти, а? – всхлипнув, спросила Олька.
– Нет. Сейчас нельзя. Вот переведем его из реанимации, тогда можно будет. А сейчас – нет…
Хирург глянул на часы, произнес торопливо:
– Извините, мне надо идти. Вы сейчас поезжайте домой, постарайтесь прийти в себя. Впереди у вас трудное время, хлопотливое. Еще раз повторяю – надо будет много усилий приложить, чтобы он на ноги встал. Так что советую вам набраться сил и терпения. Всего вам доброго. И удачи…
Он повернулся, быстро пошел от них по коридору, еще раз посмотрев на часы. А они так и остались стоять, глядя ему вслед. Потом Настя произнесла тихо:
– Надо ехать домой, девочки. Все равно нас к нему не пустят. Будем звонить, узнавать, когда папу из реанимации в обычную палату переведут. Поехали домой, девочки…
Никита шагнул к ним навстречу, когда вошли в квартиру, спросил удивленно:
– Вы где с утра бродите, девчонки? Я пришел с дежурства – дома никого… И маму зачем-то с собой потащили! Она ж болеет, вон какая бледно-зеленая вся!
– Мы не потащили, она сама… – устало произнесла Полька, стягивая с ног кроссовки. – Мы в больнице сейчас были, у нас папа под машину попал. Ему срочную операцию делали.
Никита приподнял брови, глянул с вопросом в глазах на Настю. Она молча кивнула – да, мол, так и есть. Поморщилась, махнула рукой – не спрашивай меня ни о чем. Все потом, потом…
Прошла в спальню, легла на кровать, не раздеваясь, свернулась калачиком, чувствуя, как все тело пробирает ознобом. Опять, наверное, температура поднялась – так некстати! Сто лет уже не болела – а тут вдруг… Будто назло…
Услышала, как Никита тихо вошел в спальню, как сел у нее за спиной, ощутила его теплую ладонь на плече.
– Ты бы разделась, Насть… Давай я тебе помогу?
– Нет, не надо… Потом… Я сама потом…
– Что, у Валентина все так плохо, да?
– Да, судя по всему… – тихо откликнулась она. – Длительная реабилитация потребуется.
– А жена его что говорит? Плачет, наверное?
– Она… Она от него вроде как отказалась, я так поняла. Позвонила мне сегодня утром, сообщила, в какой больнице он находится, и несколько раз повторила – ничего знать не хочу, мол. Мы не живем вместе, я никакого отношения к нему не имею.