Наконец, ему немного полегчало, и свежий воздух прорвался в легкие, вытесняя из них вонь притона, где он находился последние дни. Шатаясь, капитан поднялся и оперся о стену. Была ночь, и ярко светившая луна указала ему единственно правильный путь – туда, к морю, где пролегла по воде серебристая дорожка. На дрожащих ногах, и держась за выскакивавшее из груди сердце, Гусман добрался до берега и вновь опустился на колени, опустив голову в холодную воду. Он попытался глотнуть ее, но горькая соль лишь вызвала новые приступы рвоты. Все же вода освежала. Он лег на живот, прямо на мокрый песок, вытянув тело вдоль берега, изредка плеща на голову и лицо морскую воду. Нужно было дождаться утра и не умереть, несмотря на те предсмертные ощущения, что иногда накатывали на него. Нестерпимо хотелось пить, словно внутри бушевал пожар. Но он уже остерегался глотать воду, ибо одно лишь воспоминание о рвотных судорогах, приводило в ужас. Он ничего практически не помнил, что с ним происходило, но он вдруг вспомнил главное, ради чего стоило жить – это была месть.
С первыми лучами безрадостного осеннего солнца капитан встал. Весь мундир на нем был расстегнут, безнадежно испачкан, и пах так, что его чуть было снова не вывернуло. Шпаги не было, впрочем, как и отсутствовало содержимое всех карманов. Дрожа от утреннего холода, или от омерзения, не понятно от чего больше, капитан, как мог, застегнул оставшиеся пуговицы и поднял воротник мундира. Он огляделся и понял, что находящиеся неподалеку каменные сараи, в одном из которых, видимо, находился и он, пристроены к тому самому кабаку, где все и начиналось.
Ввалившись внутрь, капитан тяжелым взглядом обвел помещение. Пара-тройка загулявших посетителей спала прямо на столах, еще кто-то, не различимый в темноте, тянул гнусаво какую-то пьяную песню. Из-за стойки на Гусмана испуганно глядел кабатчик. Капитан направился прямо к нему.
- Мне нужна моя шпага, ванна с горячей водой, выстиранный и починенный мундир, смена приличного белья и чистая комната. – прохрипел Гусман, не узнав собственный голос.
- Но, господин офицер… - неуверенно начал кабатчик, виновато отводя глаза в сторону.
- Когда я получу все требуемое, ты получишь деньги! – не допускающим возражения тоном произнес капитан. И усмехнулся недобро, - я, думаю, что неплохо тебе платил все это время. Сколько я здесь пробыл? Отвечай! – и грязная когтистая рука Гусмана потянулась к горлу кабатчика. Тот отшатнулся, как ужаленный:
- Неделю, господин офицер. Все будет исполнено, как вы пожелаете. – Гусман убрал свою страшную длань.
- Вот так-то лучше. – капитан устало облокотился на стойку. – Все эти дни мной кто-нибудь интересовался? – Он вдруг вспомнил о Левинге и Хадсоне.
- Да, господин капитан. (О, скотина, ты даже помнишь мой чин – подумал про себя Гусман.) Заходил почти каждый день молодой фенрик. Чаще один, а иногда с солдатом. – торопливо рассказывал кабатчик.
- Вот, видишь, - с трудом ворочая языком, сказал Гусман. – меня ищут и ждут. Это на тот случай, если ты захочешь меня обмануть. Дай напиться! – протянул опять руку.
- Вот квас, господин капитан! – хозяин, не мешкая, протянул ему кувшин.
Гусман жадно пил, заливая пожар, бушевавший внутри. Выпив один кувшин, он поставил его на замызганный прилавок и знаком показал – еще! Кабатчик немедленно подал.
- Я все сохранил, господин капитан, - уже шептал он услужливо, - и вашу шпагу, и вот это, - он протянул бумагу. Капитан скосил глаза, не отрываясь от кувшина. Это был личный королевский указ, с которым Гусман отправлялся к русским. Поставив посудину, он отдышался и посмотрел в глаза хозяину:
- Пусть побудет у тебя. Отдашь, когда я приведу себя в порядок.
- Все будет исполнено! – Кабатчик поклонился, - пожалуйте за мной, - он показал на дверь, ведущую во внутренние помещения.
Два дня Гусман мучительно боролся с похмельем. Он практически не вылезал из ванны, заставляя постоянно менять ему воду, стараясь избавиться от омерзительного запаха, который проник во все поры его кожи. Наконец, ему показалось, что он отмылся, и облаченный в простое холщовое, но чистое белье, он рухнул в кровать, застеленную такими же холщовыми простынями и закутавшись в теплое одеяло, измученно заснул. Капитан проспал почти сутки, и проснувшись обнаружил рядом с кроватью свой вычищенный мундир с пришитыми пуговицами, здесь же лежала его шпага. Он придирчиво обнюхал одежду, но она излучала запах свежести и чуть-чуть мыла. Когда Гусман облачился, дверь чуть скрипнула, и в комнату просунулась голова хозяина:
- Господин капитан!
- Да! – Капитан уже одел перевязь шпаги и уверенно положил руку на ее рукоять.
- Вас ожидают там, - он показал куда-то за спину, - тот молодой фенрик и солдат, что приходили и раньше.
- Хорошо! – кивнул головой Гусман, - скажи – я иду.
Он выбил из интендантства все положенные им деньги, рассчитался с хозяином кабака, выдал причитавшееся своим спутникам, и, поднявшись в седло, коротко бросил Левингу и Хадсону:
- В Ловизу. В ставку. – Фенрик с солдатом безропотно последовали за Гусманом.