- Да нет, Катя, какие твои годы! - Отмахнулся князь. - Просто границы стали обширнее и войск недостаточно, а у других держав они все в куче.
- Ну и что ты мне посоветуешь?
- Да договориться со всеми! Пруссии пообещать все Померанию, нам взамен всю Финляндию.
- А Густав?
- Что Густав? Еще напрячься, завоевать всю Финляндию, увести оттуда все население и превратить всю страну в совершенную пустыню. Это лучший план обороны против шведов.
- Дай войска! – попросила императрица.
- Нет! – отрезал Потемкин. – Ныне османов будем воевать со всей силой. Прошлая кампания, хоть и ознаменована взятием Очакова, удовлетворения не принесла мне. Хотя, - подумав, добавил, - пришлю сюда принца Нассау-Зигена , пускай галерным флотом командует. Он там у меня не может ужиться с Суворовым. С гонором оба, принц кавалер знатный, да и моряк вроде б не плохой, но мне Суворов дороже.
- Ладно! – со вздохом согласилась Екатерина. – Ныне флотом поставлю Чичагова начальствовать, а гребной флотилией тогда принца Нассау. Вот с генералами, что делать не знаю. Ты, говоришь, у тебя грызутся, так и здесь тако же. Интригуют генералы. Главнокомандующий на Михельсона, тот на него. Спренгпортен на обоих. Недовольна я Мусиным-Пушкиным. Ну никаким авантажем не воспользуется, одним словом, дурак! Всю зиму простояли! Хорошо хоть проходы занять догадались, ныне за столицу не опасаюсь.
Потемкин смотрел на шведскую войну пренебрежительно, и успокаивал императрица, говоря, что она слишком много внимания ей уделяет.Мысли светлейшего были далеко от Петербурга – на берегах Босфора.
***
Плохую услугу оказали своему повелителю Абдул-Гамиду визирь с главным евнухом. Ни о чем не хотел думать и слышать султан. Одна черноокая черкешенка занимала теперь его дни и ночи. Любовная страсть высасывала все соки из Абдул-Гамида, и силы его таяли. Война с русскими, продажность чиновников, пустая казна – вся эта мирская суета уже не занимала султана. Он молил Аллаха только об одном: продлить его способность наслаждаться женским телом. Ради этого он терпел назойливых врачей, но стоило одному из них лишь заикнуться о воздержании, как гневный взор повелителя удалял его навсегда из дворца.
- Наша тень Аллаха на земле и правда стал напоминать тень! – озабоченно выговаривал Юсуф-Коджа главному евнуху.
- Я ничего не могу поделать! – с понурым видом соглашался негр. – Его не оторвать от проклятой девчонки.
- А с ней не пытался говорить? – визирь пристально вглядывался в кроваво-белые глаза евнуха.
- Она оказалась хитрая бестия! – отводил взгляд кизляр-агаси. – Ее боится теперь весь гарем.
- Но почему? – изумился Юсуф-Коджа.
- Потому что достаточно ей сказать повелителю о том, что кто-то из жен или одалисок отозвался о нем не почтительно, как виновную тут же удаляют прочь и переводят в рабыни.
- А может… - и Юсуф-Коджа выразительным жестом показал, как можно расправиться с непокорной черкешенкой.
- Ты что! – замахал руками евнух. – Скорее мы сами окажемся в мешке и на дне Босфора.
- Что тогда делать? После того, как пал Очаков, что мы можем еще ожидать от русских? – визирь был в растерянности. – Я не могу все время править от имени султана! Нужно вводить новые налоги, нужно собирать новую армию. Сераскиры видят, что повелитель правоверных отошел от дел. В конце-концов он очнется от любовных чар и нас будет ожидать лишь топор палача.
- Я не уверен, что он очнется. – загадочно произнес евнух, и прошелестев своим дорогим халатом удалился в глубь дворца, оставив Юсуф-Коджу в недоумении.
Юная Зейра, совершенно обнаженная, лежала рядом со своим повелителем и подавала ему виноград, ягодку за ягодкой. Абдул-Гамид медленно жевал, выплевывая косточки. Сегодня он себя чувствовал далеко не лучшим образом.
- Повелитель… - прошептала вдруг девушка, положив свою надушенную голову ему на плечо.
- Что моя маленькая госпожа? – отозвался султан, с удовольствием вдыхая аромат волос черкешенки.
- Знаешь, о чем я думаю, когда смотрю, как ты берешь в рот эти ягоды?
- О чем мое дитя?
- Я представляю, что это мои соски. – и смутившись, черкешенка прильнула к Абдул-Гамиду всем телом, а тонкая рука, чуть звякнув браслетами скользнула в низ его живота. По всему телу повелителя пробежала дрожь, в виски кольнули горячие иголки. Закряхтев, он повернулся к черкешенке, навалился на нее всем своим грузным телом и начал лихорадочно целовать груди, впиваясь ставшими вдруг непослушными пальцами в упругое тело. Девушке удалось скользнуть по шелку простыни чуть ниже, она обхватила стан повелителя стройными и тонкими ногами, призывая войти в святилище наслаждения.