- Смерть изменникам! – выкрикивала чернь на улицах городов. Арестованных офицеров-аньяльцев уже переправили из Финляндии в Швецию и заключили в тюрьму замка Фредериксгофа, где им предстояло дожидаться суда. Список имен сбежавших прибили к виселицам.
- Казнить! – глас народа звучал, как глас Божий.
Но тут же вышел памфлет и сотни тысяч белых листков опустились на головы бушующих шведов, рассказывая о кротости Густава III, по сравнению с Густавом I, Эриком XIV и тремя Карлами – IX, XI и XII. Они, дворяне, говорилось в памфлете, владеют большей частью плодороднейших земель и обладают огромные привилегиями, но первыми отступились от своего короля. Но кроткий Густав хочет предать это дело забвению, нежели подвергнуть себя и страну большим опасностям. Король справедлив, и в доказательство этого вся Швеция стала повторять имя пастора Агандерса из глухого финского Саволакса. Своими гневными проповедями дотоле неизвестный никому, кроме своего крохотного прихода, священник воодушевил финских крестьян на борьбу со страшным врагом – русскими, угрожавшими Отечеству. Ему, простому пастору, король отослал орден Северной Звезды и собственноручно написал письмо:
- Вот он – подлинный герой своего народа, а не продажные дворяне!
Густаву жаждал разгромить дворянскую оппозицию и продолжить войну. Ему нужны были деньги. До войны ему дали их турки, но после падения Очакова, над Порогом Счастья сгустился туман печали и великой скорби. Туркам было пока не до шведов.
В августе 1788 года, в разгар аньяльской конфедерации и перед лицом угрозы нападения Дании, короля выручили генуэзские банкиры, дав несколько миллионов под 4.5%. Еще полмиллиона талеров собрали в самой Швеции, объявив государственный заем. Густав обратился и к голландцам, но те затребовали согласие риксдага. Для этого сейм и собирался. Арестовав старого фон Ферсена и его наиболее ярых сторонников, король надеялся обезглавить дворянскую оппозицию, назначить тайный комитет из представителей всех сословий, справедливо рассудив, что убедить нескольких человек проще, нежели весь сейм.
Но дворяне не сдавались.
- Пока я жив, не допущу чтоб власть торжествовала над правом, а сила предписывала законы шведам! – заявил граф Риббинг, видный юрист.
Густав отбивался:
- Вы сами хотели править и тем останавливали все! Ныне мое право…
Генерал Пеклин выкрикнул:
- Король мечтает для дворян лишь одного - установить век железный, вместо золотого, подчинить их бичу своему. Сейчас он возвышает попов, мещан и крестьян, одаряя их чинами, орденами и камергерскими ключами. Как возвысит, так и унизит их обратно!
Густав не выдержал и заорал, покраснев от натуги:
- Вон! Пошли вон отсюда! – и тут же на сейм ворвались далекарлийцы и стали выкидывать дворян. Началась потасовка. Но сопротивлявшихся быстро одолели и вытолкали в шею.
Сейму быстро зачитали заранее подготовленный Акт соединения и безопасности. Король теперь решал все! Он волен был начинать и заканчивать войну, раздавать милости, даровать жизнь и назначать кого угодно и куда угодно, не взирая на происхождение и знатность, при этом государственные чины на сейме могли обсуждать лишь то, что предложит им король.
От рыцарства и дворян подписал лояльный к королю граф Левенгаупт, (еще бы! Пример предка, боровшегося против королевского абсолютизма и закончившего свою жизнь на плахе, поучителен!), от духовенства епископ Линдблом, от мещан Андерс Лидберг, от крестьянского сословия – Олаф Ольссон. Прения закончились. «На все четыре государственных чина надели узду!» - так отзывались современники.
Теперь нужно было вырвать от сейма согласие на экстраординарный бюджет. Что это означало? А просто теперь король, единолично, до созыва следующего сейма (т.е. на неограниченный срок) получал право взимать новые налоги и подати, заключать любые займы.
Дворян вернули на заседание, но подсчитывать голоса «за» и «против» никто не собирался. Король приказал открыть двери и в зал хлынул поток народа. Последовал легкий кивок Густава, и шум толпы заглушил рев труб и грохот литавр. Это был финал всей оперы. Ее звуковое и драматическое сrescendo достигло высшей точки звучания и накала. Ошеломленные мощью оркестра депутаты притихли. Густав шевельнул рукой, и все смолкло. В пронзительной тишине прозвучал его спокойный голос:
- Предложения приняты! – Король развернулся и вышел. Достойный финал!
Между тем, еще в декабре случился весьма интересный эпизод в Копенгагене. Русская эскадра фон Дезина все никак не могла закончить свое крейсерство у берегов Швеции.
- Дурак! Проспит и потеряет 11 кораблей! – негодовала Екатерина. – Кто ввел обоих фон Дезинов в адмиралы, ей Богу, виновен перед Отечеством.
31 декабря из гамбургских газет узнали, что русские корабли вошли в гавань Копенгагена.
- Нет сил терпеть боле. Поменять фон Дезина на Повалишина! – приказала императрица.
***