- Капитан Гусман? – Стединк с интересом посмотрел на капрала. – Забавно. Я слышал, что их два брата-близнеца. Вполне возможно, Пайво, я уже ничему не удивляюсь на этой странной войне.
Веселов кивнул и хотел было выйти из комнаты, чтоб занять свой обычный пост в сенях.
- Подожди! – остановил его барон. Взгляд его был серьезен. – Вот тебе мой совет, Пайво! Если это так, и ты убил его брата, и (убил совершенно справедливо, заметь), то будь осторожен, и старайся не попадаться ему на глаза. Если он поймет, что ты это сделал, то… - полковник покрутил в руках бокал с вином, - я не уверен, что он не захочет тебе отомстить. А мне очень не хочется лишаться такого солдата, как ты!
- Ну это мы еще посмотрим. – подумал Веселов, выходя из комнаты . – Хотя, полковник прав, капитана надо обходить стороной. Береженого – Бог бережет.
- Эх, Густав, Густав… - задумался Карл фон Стединк. – Сколько всего несуразного в этой войне, вместо устройства магазинов с припасами, мы играли в маскарад, результатом которого стала гибель и ни в чем не повинных женщин, и своих собственных солдат, зато теперь мы пожинаем плоды чьей-то бездарности и безрассудства. Ах, зачем наш король слушал сказки тех, кто ему нашептывал, что война это увеселительная прогулка. И как он сам мог в это уверовать? Теперь у нас мятеж, голод, холод и растянутый фронт против русских, который перекрывать нам нечем. А еще то, что мои солдаты уже два месяца не получали никакого жалованья. Проклятая страна – этот Саволакс!
Стединк вспоминал с тихой грустью Париж, и понимал, как тяжело ощущать себя сосланным в пустыню, так далеко от всего, некогда делавшего жизнь стоящей того, чтобы жить. А был еще некто, о ком грустил сорокадвухлетний полковник…
Ее звали Ульрика Фредерика Экстрём, и ей было всего восемнадцать. Он встретил эту девушку случайно, во дворце. Она была племянницей королевской экономки фру Пильгрен, остроумной и веселой пожилой дамой, с которой любили поболтать придворные. Маленькая и хрупкая Фредерика, не была красавицей, в классическом понимании красоты, но выглядела прелестно и обольстительно, и вся светилась очарованием молодости. И что-то шевельнулось в сердце полковника. Все его любовные увлечения до сих пор обходились без супружества и не оставляли после себя щемящего чувства разлуки. Пожалуй, кроме одной женщины, баронессы фон Шнейдер, случайную встречу с которой в далеком Пфальцбурге, двадцать лет назад, он всегда вспоминал потом, как самую яркую любовь в своей жизни. До Фредерики, конечно! Возможно, Фредерика чем-то неуловимым и напомнила Стединку ту самую баронессу фон Шнейдер. Хотя у нее и не было ни знатного происхождения, ни денег, ни хорошего образования, ни привычки общения в «высшем свете». Ее отец был старостой гильдии рыбаков, а дед простым крестьянином. Дед по матери служил придворным лакеем у зятя Карла XII – Фредерика. А прадед по матери был майором и сопровождал короля Карла XII до самых Бендер. В сословном обществе того века это не была та родословная, которой можно было гордиться. Но Стединк влюбился! Ведь это была эпоха больших перемен, когда многие прежние обычаи и привычки, сословные предрассудки были выброшены за борт. И не малую роль здесь сыграла Великая французская революция, до основания потрясшая все устои Европы. Нельзя сказать, что выбор Стединка все сочли удачным. Первым воспротивился его ближайший и стариннейший друг Карл Спарре. Тем более, что влюбленные избрали его для посредничества в переписке. Но он решительно этому противодействовал. Поэтому Стединк грустил о своей Фредерике, сидя в пустынном Саволаксе, а девушка в одиночестве, в слезах и отчаянии бродила по берегам Норрбра, ощущая непреодолимое желание броситься в воду и покончить все одним разом. Тем более, что под сердцем она уже носила ребенка. Молчание Стединка, ибо все ее письма оставались у Спарре, вызывало чувство покинутости и ненужности ему. Страдания и тревоги юной Фредерики привели к тому, что она родила мертвого младенца. И тогда мысль о самоубийстве вновь посетила ее. Но Фредерика была глубоко религиозна, и лишь это ее остановило. К тому же она питала подозрения насчет Карла Спарре. Слишком холодно и надменно разговаривали с ней в его доме. Нужно было искать другие каналы, чтобы связаться с Куртом.
Егор Максимович Спренгпортен изнывал от безделья. Вся конфедерация, на которую он возлагал такие надежды, рухнула, как карточный домик. Отчаявшись, он настоял на повторном обращении мятежников к императрице. И это было последнее, что они успели сделать до своего ареста. Во второй раз майор Егерхурн отправился к Екатерине. Просьбы претерпели изменения в основном личного характера. Горе-заговорщики просили:
- Постановление о независимости Финляндии с гарантиями и возвратом Фридрихсгама, Нейшлота и Вильманстранда;
- Гарантии на капиталы их собственные, что банках Стокгольмских имеются;
- Сто тысяч рублей в год, а они будут содержать шесть кораблей и 6000 пехоты;