Шведская сказка

- Начать зимнюю операцию по вытеснению шведов из Финляндии с особым русским вспомогательным корпусом под начальством Спренгпортена.

Не иначе под его диктовку сочиняли! Но ответ Екатерины был, как ушат холодной воды:

- Утомительны мне все эти безрезультатные интриги… - откликнулась императрица. – Порекомендуйте им лучше принести всем повинную. Средств помочь им не вижу и не имею, а дальнейшими обнадеживаниями вести на плаху не желаю!

А тут и аресты начались среди конфедератов. Гастфера пока еще не трогали. Но Спренгпортен и тут наломал дров. Совесть его замучила насчет денег обещанных бригадиру. Нет, не десяти тысяч талеров, о которых пекся бригадир и что обещаны ему были Густавом за взятие Нейшлота, а он хотел получить их с Екатерины за отступление. Не о них речь. Тут история темная. Так доподлинно и неизвестно получил ли их вообще когда-нибудь бедняга Гастфер, даже оказавшись в последствии на русской службе. Речь шла о пяти сотнях рублей прогонных, что выделила сверх того императрица. Решился таки Спренгпортен отправить их по назначению, да посланца выбрал самого никудышного. Какого-то малого, из перебежчиков, по фамилии Терне. А тот возьми да попадись в руки драгунам Стединка.

Полковник повертел, повертел в руках конверт, но арестовывать своего командира не пошел. Что-то его останавливало. Отписал королю, а в ответ уже получил приказ принять командование над всей бригадой, а барона Гастфера передать в руки правосудия.

Таков был рождественский подарок Густава. Вместо должности командира карельских драгун барон Стединк назначался командовать всей бригадой и одновременно полковником пехотного полка в Гетеборге, но это ровным счетом ничего не значило, Курт оставался в Саволаксе, наделенный самыми широкими полномочиями. «Старайтесь, как можно меньше скучать, мой дорогой друг!» - слова короля звучали, как издевка, но Стединк понимал, что Густав и не думал насмехаться. Просто он был искренен, как всегда. В подарок король прислал сочинения своего дяди Фридриха Великого, сопроводив припиской: «Я охотно пожелал бы Вам более пышного подарка к Рождеству. Но не могу послать ничего более интересного, и в саволакской пустыне ничто не сможет развеять Вас лучше!»

Конец года для русских ознаменовался долгожданным известием с турецкого фронта. Наконец-то пал Очаков. Нерешительность Потемкина, ожидавшего капитуляции крепости, вызывала лишь потери со своей стороны. Полугодовое сидение под Очаковым дорого обошлось русской армии. Наступили небывалые холода. Каждый день три-четыре десятка солдат замерзали насмерть. К этому добавились и болезни, вызванные плохой водой. Русская конница можно сказать была истреблена почти поголовно из-за холодов и бескормицы, но еще хуже этих невзгод на непривычных кавалерийских лошадях сказалась тяжелая служба в упряжках. Ежедневно каждый эскадрон выделял по несколько лошадей для перевозки тяжелых осадных орудий. Потемкин постоянно менял расположение осадной артиллерии.

Терпеть дальше лишения уже не было сил. И Потемкин решился. Шестого декабря Очаков был взят штурмом.

Глава 14. Еще одна королевская революция.

«Нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить

притязания знати, но можно требования народа»

Макиавелли

- Мне не нужны их рассуждения о конституции! – заявил Густав перед началом срочно созванного сейма, имея в виду дворянскую оппозицию. – Я уничтожу их привилегии раз и навсегда. И в этом меня поддержат все остальные сословия. А потом, - король усмехнулся, - они еще не знают о моих планах и о моих козырях…

Дружно топая, в Стокгольм вошли далекарлийцы. Румяные от легкого морозца, плечистые, как на подбор, мушкет за спиной, топор за поясом – новая королевская гвардия. Лесорубы считали себя спасителями Отечества.

- Вот они, легионы нашего Цезаря! – показал на них старый фон Ферсен ближайшим друзьям из дворянской оппозиции. Они стояли у распахнутого окна Риддархюсета – Рыцарского дома, так назывался дворец шведского дворянства в центре Стокгольма, и насупившись наблюдали за марширующими далекарлийцами. – Теперь нас ждет очередное представление, что устроит Густав на сейме.

Но старику не суждено было принять в нем участия. За ним пришли раньше.

- Высокомерие и несокрушимые амбиции старого Ферсена не оставили мне иного выбора, как либо признать его своим повелителем, либо остаться его повелителем, быть каковым произвел меня на свет Господь! – оправдывался Густав. И верно! Коль затеял новый переворот – обезглавь оппозицию. А Ферсена король побаивался. Теперь нужно было спешить и действовать решительно.

Три сословия – духовенство, горожане и крестьяне были без ума от своего короля. Еще бы! Он разгромил ненавистных датчан, он сплотил нацию, и лишь дворяне пытались нанести предательский удар ему в спину.