- Иди, капрал! – отпустил его Стединк. – Мне надо подумать.
- Но… - нерешительно начал было Веселов.
- Иди, Вессари! – уже строго повторил генерал. – Я же сказал: Мне надо подумать… и… может написать королю. – добавил уже обычным своим тоном.
- Слушаюсь! – Веселов развернулся, как положено и покинул комнату, плотно затворив за собой дверь.
Одна мысль его терзала:
- А если там была Ольга? – Он бы голыми руками задушил и этого майора, и любого ставшего у него на пути.
Стединк пребывал в страшном смущении. Он рассмотрел в том королевском указе фамилию фрекен фон Вальк, и уже ни минуты не сомневался, что в кибитке была она. Других женских имен в списке не значилось, а те звуки, что доносились из экипажа, могли принадлежать только женщине. Но почему? Почему Густав подписал такой указ? Он, что не заметил девичью фамилию? Нет, Стединк уже очень хорошо изучил короля. Это в военных вопросах Густав не опускался до мелочей, но не в интригах. Генерал знал, что капитан фон Вальк арестован, но при чем здесь его дочь? Этого понять Стединк не мог. Или король что-то задумал, или ему это очень хорошо внушили, ибо барон знал, как легко король поддавался минутному увлечению под влиянием чьего-то убеждения. Опять перед взором Стединка встала угрюмая фигура майора Гусмана, его жестокое и неприятное лицо типичного ландскнехта. Он вспомнил капельки пота, что выступили на его лбу, когда Стединк настаивал на досмотре экипажа. Еще б немного и генерал добился бы своего и заставил майора предъявить пленника или пленницу. Но! Королевский указ! Он не мог позволить себе нарушить его, да еще в присутствии собственных солдат. Майор тонко все рассчитал.
- А если это месть? – вдруг мелькнула мысль. – Месть за убитого Вессари брата? Уничтожить всю семью! Может, по мнению майора все должны за это ответить? Похоже на правду! Но что за коварство! Нет, надо садиться писать об этом королю. И именно так.
Генерал уселся за стол, мельком пробежал строки адресованные любимой Фредерике, затем решительно отложил в сторону недописанное письмо, и взялся за чистый лист бумаги. Спустя некоторое время он закончил, перечитал и удовлетворенно кивнул.
- Вессари! – позвал капрала, убирая письмо в конверт, тщательно заклеивая его и надписывая. Петр тут же возник перед ним. – Возьмешь письмо, и скачи в ставку к его величеству. Передашь через адъютантов.
Стединк умышленно отправлял отсюда капрала и также умышленно не сказал ему о своих догадках:
- Зачем парню знать! Он и так уже один раз рисковал жизнью ради этой девушки. Скажу, когда что-то проясниться. – решил генерал.
Для Гусмана опасность миновала. Он понял, что выбрал правильную тактику поведения со Стединком. Генерал наверняка видел в списке лиц, подлежащих аресту, и фамилию фрекен фон Вальк, но промолчал. Его остановили личные подпись и печать Густава. А вот этот финский солдат… Он встречается ему уже не первый раз. Не из тех ли он, что видели его брата. Уж слишком зло смотрел он на него. Хотя тот лейб-драгун, что остался в живых после Пуумальского маскарада, ничего не говорил о том, что им пришлось встречаться лицом к лицу с финнами, исключая убитых сразу караульных. С другими они лишь перестреливались. Кроме одного! Того, кто убил его брата. Гусману вдруг нестерпимо захотелось вернуться и допросить этого странного капрала. Да просто убить его! Кто он такой? Почему он так смотрит на него? Ладно, успокаивал он себя, возвращаться нельзя, нельзя испытывать терпение Стединка. И так еле-еле удалось вырваться. Ну, теперь-то мы на своей земле и под усиленной охраной, которой нестрашны даже несколько казаков, что преследовали их и должны были прорваться через пограничный пост. Даже если им и удалось это сделать! А потом я допрошу эту девчонку, что так не вовремя начала хныкать в кибитке, и узнаю все!
Глава 22. За помощью.
Понуро тащились казачьи кони к Нейшлоту. Словно чуяли, нерадостно на душе у хозяев. Мало троих казаков потеряли, так и гнались, получается, зазря. Все едино упустили.
- Ты ж их на дороге встречал? – Все допытывался Веселовский у Кисилева.
- Встречал. – кивал сотник.
- Ну и…?
- Ту бумагу, ну что нашли давеча, показал и в тот раз прапорщик, дескать полка они Ямбургского. – вспоминал нехотя казак.
- Эх, что за беда! – качал головой седой полковник. – Надо ж, Ямбургского… я ж служил там. Небось убили прапорщика-то настоящего, а сами, душегубы, бумаги его забрали.
Молчал Кисилев. Понимал, что не смотрел он ту бумагу, что оборотень ему совал. Глянул лишь мельком. Его грех! Да и казаки погибшие на его совести… как он вдовам-то в глаза смотреть будет, как атаману грозному?