В судный день опять все заявились. Процессией длинной. Сташевский побежал сразу же к командиру полковому с жалобами. Трубицын поднял на капитана глаза жабьи:
- Это что ж такое, капитан? – спросил грозно. – Отчего твои люди так плохо работали.
- Стараниями этого хлыща статского обессилили! – Веселов ткнул рукой в грудь помещика. Оскорблял намеренно.
- Что вы себе позволяете, капитан? – возмутился Сташевский. А глазки забегали. Страшно вдруг стало. Полковник молчал, но кровью наливатся стал. А Веселова уже было не остановить:
- Я вас оскорбил, господин хороший? – повернулся капитан к Сташевскому. – Так требуйте сатисфакции! Или вы не дворянин? – наступал на него. – Или вам мало? Так получите еще! – звонкая пощечина хлестнула по морде Сташевского. Помещик задрожал весь, закрылся ладошками, заплакал и побежал к приказчикам своим. Те растерянно жались к телегам, не зная, что предпринять. – Знамо не дворянин! Тогда переживет. – Веселов сплюнул ему в след и развернулся к полковнику.
Трубицын взорвался:
- Что себе позволяешь, капитан? Да я…
- Я солдат своих защищаю, ваше высокоблагородие! А не убиваю, как вы! – оборвал его Веселов. Спиной почувствовал, как рота колыхнулась за его спиной.
- Эх, беды бы не было! – продумал и к ним повернулся, - Смирно стоять, карабинеры. – Скомандовал. И снова к командиру обратился, а тот:
- Да я… да тебя. Под арест! – захлебывался командир полка. Еще никогда его таким не видели. Щеки толстые обрюзглые тряслись, слюна летела. Красный стал, как томат переспелый.
- Под арест? Пожалуйте! – Веселов выдернул палаш из ножен, Трубицын побледнел весь, клинок увидев. Капитан усмехнулся, краем глаза испуг заметив, перехватил лезвие острием к себе, рукоятью адъютанту передал. Шарф стоял белый, не хуже полковника. Рука дрожала, когда эфеса коснулся.
Обезоружив Веселова, командир полка слегка успокоился. Глазки поросячьи сузились, прошипел злобно:
- Пойдешь под суд, капитан. В Сибири тебя сгною!
- Все пойдем! – многозначительно кивнул Веселов.
- Запереть его! – завизжал Трубицын. – Прапорщик проследить!
- Ведите, братцы! – отвернулся от него Веселов и приказал своим карабинерам. Заперли его в своей же хате, только Шарф приказал еще и все ставни закрыть снаружи, подпереть их, и караул оставил, пригрозив:
- Запорю всех, коли упустите! – прапорщик снова смелым стал.
Опустился капитан на лавку устало, растянулся и задремал. Сколько часов проспал Веселов, только вдруг что-то разбудило. Открыл глаза – темнота, хоть глаз выколи. Толи шорох, толи шепот послышался. Прислушался.
- Ваш бродие… ваш бродие… - Точно шепот. Скрипнула дверь. Веселов рывком поднялся, всматривался в темноту.
- Кто там? – спросил также шепотом. Полоска лунного света, просочившаяся в полуоткрытую дверь, обозначила тень.
- Это я. Захар Кирюхин, с роты нашей, ваш бродие. В караул назначен.
- Ты чего, Захар? Ты ж пост покинул. Заметит кто, достанется!
- Ништо, ваш бродие. Вы ж с добром к нам, рази я могу иначе. Да и солдатство наше послало. От мира, то бишь. – Кирюхин опустился прямо на колени перед лавкой, где сидел капитан. Дохнул чем-то родным, здоровым, солдатским. Знакомо пахло от него табаком и луком, маслом ружейным и потом конским. Даже веселее как-то стало поручику.
- Ты чего на пол-то опустился? Садись рядом! – Веселов легко постучал ладонью по скамье.
- Пред вами, ваше бродие, не грех на коленях постоять. На таких, как вы, ахвицерах, молиться надобно. Кто за солдата еще заступиться мог? Токмо вы, ваш бродие.
- Брось, брось, Кирюхин. – Капитан пошарил в темноте рукой, нашел плечо солдата, похлопал.
- Так шо, бежать вам надобно, ваш бродие. – шептал солдат горячо.
- Ты что? С ума сошел, Кирюхин? Чего это вы там, миром придумали? Не может офицер бежать из-под ареста. Суда надобно ждать! Там и видно будет. Сам знаешь, за Богом - вера, а за матушкой нашей царицей – служба.
- Не будет суда-то, ваш бродие! – солдат ухватился рукой за колено поручика, придвинулся.
- Это как?
- Так, ваш бродие… Писарь ротный, Сенька Теплов, сказывал, будто слышал он, как полковник наш приказал аспиду своему, немчину Шарфу, завтрева вас в полковую канцелярию отправлять. А по дороге убить вас поручено. Дескать, побегли вы, а они вас стрельнули.
- Не один же он повезет меня. Конвой будет. – Не поверил капитан, - нешто при солдатах он стрелять будет?
- То-то и оно, что в караул никого не назначили. Солдат они бояться. Он, прапорщик энтот повезет, да кат наш полковой, душегуб Архип. Бежать вам надобно, ваш бродь. Всем миром нашим солдатским молим вас. Вот и одежонку вам собрали. А то в мундире-то быстро вас словят. – Положил на лавку рядом с поручиком узелок.
- Да… - задумался Веселов. – Дела наши грешные… и они-то, как обо мне пекутся. – Ком встал в горле. Проглотил с трудом - и солдату, - Ты, вот что, Кирюхин, иди, иди на пост покудова, подумать мне надобно.
- Некогда думать-то, ваш бродие, господин капитан, бежать надо, уж рассвет скоро. Пока хватятся, подале уйти вам нужно. И конь ваш оседлан. Ждет. – Умолял солдат.