Шведская весна (СИ)

− Оставь меня уже в покое и иди, пообщайся со своими малолетками! Тебе такая компания больше подойдет, − раздраженно ответил он на вопросительный взгляд Токи. Голубые глаза наполнились обидой, и ему опять стало совестно за свой выпад. Но нахальная девчонка сцапала его за руку и утащила за собой, на прощание показав Сквиссу язык. Высерки тут на редкость наглые. И смотрят на него неодобрительно, будто на врага народа. А он тут, между прочим, вырос, а не приехал всего пару дней назад, как глупый Токи. Ну да, в свой последний визит он тут немного психанул. Покалечил своего тогдашнего отчима. Бросил девушку, на которой зачем-то обещал жениться, а она была из лестадианцев, девственница, в общем, полный набор. Разбил в магазине витрину и украл гитару. И его группа, прилетев за ним на стелсе, при посадке разрушила им несколько зданий. Подумаешь!

Просто весь мир против него. А Чарльз каждый раз сообщает, что погода все еще неподходящая для полета. Сегодня погода была не предназначена даже для прогулки, но он не выдержал. Сидеть в полном одиночестве в комнате и думать о том, что всем, абсолютно всем сейчас хорошо и комфортно, кроме него. Хорошо остальным ребятам в Мордхаусе - тур завершен, они наслаждаются отдыхом, пьют пиво и сидят в джакузи. Хорошо его матери – нашла себе сразу двух мужиков и отрывается по полной, наплевав на сына. Хорошо этим уебанам-клокатирам – теперь он и убить их даже не может, так сказал Чарльз. Хорошо Токи – веселится со всеми этими деревенщинами, оставил его тут в одиночестве. Где-то внутри, очень глубоко, донельзя неприятный голос зудел о том, что это он виноват во всех своих проблемах, и от этого еще гаже.

Нажраться. Надо нажраться. У Серветы на кухне целый склад бухла, но туда он не пойдет. Наспех накинутая куртка ранее принадлежала одному из клокатиров. Стоило ему только выйти на улицу, как снег залепил ему глаза, натянутый капюшон совершенно не спасал. Идти пришлось против ветра, но все равно это было лучше, чем сидеть в доме. Холод, ветер, мрачная суровая решимость дойти до этого треклятого бара – это отвлекало от неприятных мыслей.

Бар был закрыт, но открыть хлипкий замок не составило труда. Он уже даже не задумывался над тем, что творит. Оцепеневшими трясущимися руками взял первую попавшуюся бутылку, черт возьми, хорошо пошла. Как и следующая. Виски, коньяк, ром. Мерзкая маслянистая граппа. Все в голове поплыло, закрутилось, все вокруг было как в тумане или в воде. Какая-то возня, полицейская мигалка? Голоса-голоса. Кто-то заставляет его подняться на ноги, встряхивает.

− Это же Сквигельф, − слышит он.

− Пусть посидит до утра в участке!

− Еще с их юристами связываться… отбери у него бутылку, и отвезем его домой. Может быть, его мать нас отблагодарит, ха!

Это была последняя капля. Жирные неповоротливые копы даже не успели схватиться за оружие, как он успел одному разбить нос, а шутнику – бутылку об голову. Он вылетел из бара, вслед ему неслись угрозы, ему было плевать. На полу осталась лежать брошенная куртка.

Сначала был холод, холод, отсекающий все, оставляющий лишь полное равнодушие. Все его мысли, все, что его беспокоило все эти дни, осталось за чертой реальности. Токи, его мать, другие люди из его жизни остались где-то очень далеко, а здесь был только холод, окутавший его изнутри и снаружи. Сквизгаару казалось, что и он сам состоит целиком изо льда и холода, и теперь ему уж точно на все плевать. Он больше не был даже пьян, наступила полная ясность – зрение и слух усилились, он отчетливо видел неповторимый узор каждой падающей снежинки, слышал, как они опускаются на его распростертое на земле тело.

Было на удивление спокойно, и вскоре ясность сознания начала понемногу отступать, он словно уплывал куда-то, веки стали тяжелыми. Он не чувствовал абсолютно ничего. Он позволил холоду забрать его полностью, унести себя. Пусть он сам станет частью этой стихии, пусть вместе с последней зимней вьюгой его унесет отсюда. Пусть он уснет и больше не будет знать ничего, кроме этого бесконечного холода. А потом все закончилось.

− Я тебя ненавижу, урод ебаный! – темнота вдруг взорвалась огнями, голосами. Знакомое миловидное лицо, склонившееся над ним. Вот только оно кривится от злости, и на щеках – разводы. И без того большие глаза сейчас вообще как блюдца.

− Ты что, блять, делаешь?! − в голосе слышны злые слезы. Он смутно удивляется, что это с Токи, неужели он сам довел? Надо бы выяснить, в чем дело, успокоить его… Но почему-то он не может пошевелиться. И кто все эти люди вокруг? И почему так отчаянно хочется спать?

========== 5. Разговор ==========

Потом было пробуждение и острая боль – тело как будто растягивали на дыбе. Лежащие на груди два одеяла казались тяжелыми, словно изготовленными из камня, они как будто совсем не грели. Глаза отчаянно слезились, и ему было сложно разглядеть того, кто стоит рядом.

− Токи? − прошептал он с трудом.