Шведское огниво. Исторический детектив

Он был прекрасно осведомлён Златом о подробностях дела, но счёл приличествующим именно сейчас проявить рвение к правосудию. Раз уж представилась возможность щёлкнуть по носу молодого, да раннего Могул-Бугу. Сам ведь он оказывался вообще в стороне. Евреи пожаловались – суд вынес решение.

Дело принимало нешуточный оборот. За святотатство по Ясе – смерть. Яргучи не могли не понимать, что наживут в лице Могул-Буги смертельного врага. Его сестра – любимая жена Узбека. Та самая ночная кукушка, что перекукует любую дневную. За ним могущественный род кунгратов.

Между тем молоденький нукер обделался не на шутку:

– Я не знал! Не знал, что это молельный дом! Клянусь! Откуда мне знать? Церковь вон сразу видно – крест. Мечеть тоже легко отличить.

– Это способно лишь смягчить твою вину, но не снять её.

Неожиданно за юношу вступился один из судей:

– Не всякое место, где люди молятся, можно считать храмом. В своё время хан Угедей не причислял к ним еврейские синагоги! Скажи, почтенный, можно вашу моленную считать храмом?

Соломон замялся. Но его неожиданно поддержал Бадр-ад Дин:

– Какая разница: храм – не храм. Людям помешали справлять свои обряды, вторгшись на молитвенное собрание. А что он не знал, так это его вина. Мог бы и поинтересоваться.

Вмешательство мусульманского кади судьям было совсем не по душе. Он явно лез не в свои дела. Однако связываться с мусульманами тоже никому не хотелось. Как-никак сам Узбек объявил себя султаном, защитником их веры. Поди поперечь. На всякий случай спросили обвиняемого:

– Ты мусульманин?

Тот, после недолгого колебания подтвердил. Тогда спросили Бадр-ад Дина:

– По вашей вере его поступок предосудителен?

Кади поскрёб затылок и подтвердил:

– Если бы почтенный Соломон обратился с жалобой ко мне, я бы присудил этому юноше штраф.

– Юноше не повезло, что Соломон не поступил именно так, – прервал прения эмир, – Сейчас это дело слушает Диван-яргу, который руководствуется Ясой.

В зале снова повисла тишина. Все посмотрели на нукера с жалостью.

– По Ясе приговор может быть только один, – подал голос старший яргучи.

– Похоже этот юноша действительно совершил свой скверный поступок по неразумению, – неожиданно объявил Соломон, – Он так молод и усерден не в меру. Если он раскаивается, я готов отозвать свою жалобу и примириться.

– Мы ждём твоего слова, отрок, – яргучи явно умышленно обратился к подсудимому, как к совсем несмышлёному мальчику, – Кстати, назови своё имя.

– Сулейман, – буркнул тот, покосившись на Бадр-ад Дина.

– Так мы с тобой, оказывается тёзки, – всплеснул руками иудей. И, не дожидаясь ответа, воскликнул, – Прощаю! Прощаю! Прошу суд прекратить дело по примирению сторон. Надеюсь плату Дивану за беспокойство Сулейман не откажется выплатить? Пусть яргучи назовут её размер.

– Пять сумов.

– У тебя есть деньги? – участливо повернулся Соломон к растерявшемуся нукеру, – Я одолжу.

Эмир уже едва сдерживал смех. Всем было понятно, что незадачливый посланец Могул-Буги по меньшей мере лишился коня. Как говориться: «Пошёл за шерстью и сам вернулся стриженым».

Не успел Соломон отсчитать судейскому писцу серебро, как появился битакчи, посланный с Касриэлем за его бумагами. Вид у него был озабоченным.

– Контора ограблена сегодняшней ночью. Кто-то выломал дверь, перерыл всё внутри и похитил ларец с бумагами.

Повисшую тишину прервал негромкий голос эмира:

– Похитил, значит. Выломал дверь и похитил.

Его глаза злобно сузились, потом он шумно вдохнул и вскочил со своего места.

– Сначала вы хватаете без моего ведома, без ярлыка, почтенного менялу! Потом грабите его контору! Вы что!? В завоёванном городе, который взяли штурмом!?

Позабыв всякую важность эмир бросился к Сулейману и ухватил его за ворот халата.

– Стража! Связать их! Злат! Немедленно готовь письмо хану Узбеку! И чтобы никаких птичек – пошлите гонца.

– Что писать? – почтительно склонился Злат

– Так всё и пиши, как было. Святотатствовали в синагоге, оскорбляли людей на праздничной молитве. Схватили и силой увели почтенного человека, нанеся ему публичное бесчестье. Ограбили контору, выломав дверь и похитив ценности.

Он швырнул нукера, так, что тот едва не упал и вышел из суда. На лице Соломона было написано: «Пропали мои пять сумов».

Злат сделал стражникам знак повременить и обратился к юноше:

– Ты даже не представляешь, парень, как тебе повезло, что эмир решил писать хану. Он ведь мог объявить вас простыми разбойниками и судить своей властью. Нукеры вы только в ставке Могул-Буги. Как же вы додумались ехать без ярлыка?

Огорошенный очередной превратностью судьбы посланец только молча хлопал глазами.

– Контору вы ограбили? Только честно?

Сулейман отрицательно покачал головой.

– Верю. На тебя и правда не похоже. Попробую помочь.

– Сделай милость, выручи бедного юношу, – бросился спасать свои пять сумов Соломон, – Он тебе отслужит. Ведь верно?

– Эх, молодо-зелено! – махнул рукой наиб и бросился вслед за эмиром.

Тот переводил дух, стоя под дождём во дворе.