Шведское солнце и пармезан

Хильда помнит, как она в первый раз увидела этот фильм. Ей, наверное, было лет четырнадцать, потому что это произошло в то же лето, когда она переехала жить к дедушке с бабушкой. Мамы не стало в мае, и совершенно неожиданно у Хильды появился другой дом. Из чистенькой выбеленной комнатки в маминой квартире ей пришлось перебраться в красную усадьбу дедушки с бабушкой. Специально для внучки они переделали гостевую комнату, единственное свободное помещение в доме. Но, хотя они ее покрасили и наклеили на стены обои с бордюром (по моде девяностых), комната все равно отдавала каким-то старьем. Кружевные занавески с фестонами, цветастое покрывало на кровати и всякие безделушки. Впоследствии Хильда много раз задумывалась о том, как эта комната повлияла на становление ее как личности. Юная девушка с душой как у старухи. Не со свежей радостной душой, мечтающей об индукционной плите и занятой постоянной перепланировкой интерьера, а с душой, припорошенной пылью и приправленной ностальгией, украшенной пожелтевшими кружевами и цветочками в горшках. Хильда всегда будет скучать по маме и мечтать о том, чтобы она была жива. Но вместе с тем она всегда будет благодарна судьбе за то, что получила эту комнатку на ферме у дедушки с бабушкой.

В то лето по второму каналу крутили много старых фильмов семидесятых годов. А поскольку Хильда только что потеряла свою мать, бабушка с дедушкой позволяли ей засиживаться у экрана допоздна. И вот однажды вечером она оказалась на диване один на один с «Челюстями». Она была полностью поглощена морем, напряженным сюжетом и лившейся с экрана жуткой, нагнетающей страх музыкой. Дум-дум… дум-дум… думдумдумдумдум. И следом сцена, когда на фоне обломков затонувшего судна под водой совершенно неожиданно появляется чье-то безглазое лицо. От ужаса Хильда буквально взлетела над диваном. Она завопила так громко, что бабушка с дедушкой поперхнулись вином на веранде.

– Ты ведь знаешь, что сейчас будет? – шепчет она Расмусу, лежа рядом с ним на травке.

– А что?

– Та самая главная сцена.

– Я ничего такого не помню.

– Ты что, раньше не смотрел этот фильм?

– Смотрел, конечно, но…

И тут как раз наступает кульминационный момент. И вся компания в саду дружно подпрыгивает. Карина, которая успела сладко задремать в своем спальном мешке, внезапно просыпается и визжит как резаная, отчего вся группа заходится в громком хохоте.

Когда все успокаиваются и фильм продолжает идти дальше, Хильда смотрит на Расмуса. Вечернее солнце освещает его лицо, и Хильда чувствует, что ей будет совсем несложно поймать его взгляд. И пусть ей это нравится, она все равно нервничает. Словно не знает, как ей следует встретить его. Он улыбается:

– Спасибо за предупреждение.

– Не за что.

Глава 34 Марианна

Марианна выходит из-под душа, но тут оказывается, что в ванной скопилось так много пара, что ее тело начинает снова потеть. Она надевает свежее белье, чистит зубы и наносит на лицо увлажняющий ночной крем стоимостью в триста крон. Какая-то картонная кукла, изображающая Сару Джессику Паркер, рекламировала его в «Киксе», и Марианна клюнула на обещание об омоложенной коже. Глядя сейчас на себя в зеркало, она не может решить, возымел ли крем какой-нибудь эффект. Во всяком случае, на Сару Джессику Паркер она точно не похожа.

Марианна выключает свет в ванной и возвращается в комнату.

– Ну и жарища! – говорит она, обращаясь к Пие. – Что-то я не припомню, когда у нас в последний раз было такое пекло.

Тишина.

Что-то сдавливает Марианне горло. Она смотрит на мягкую одноместную кровать, на которой из-за жары прямо поверх одеяла лежит в своей пижамке Пия. Она хоть дышит? Марианна на мгновение замирает. По разгоряченному после душа телу, по лбу, по спине струится пот. Пия лежит совершенно неподвижно.

Слишком неподвижно.

Только не это. Сердце Марианны начинает бешено колотиться. Во рту пересыхает. Медленным шагом она подходит к постели. Как будто ноги не в силах нести ее быстрее. Она наклоняется, совсем близко к голове Пии. Напряженно вслушивается. И…

Да, вот оно. Дыхание. Спокойное, еле слышное посапывание спящего человека.

Слава Тебе, Господи!

Но страх все равно остается, и Марианна чувствует его, когда отходит, чтобы открыть выходящее в сад окно. Обычно Пия никогда не засыпала первой. Это Марианна всегда начинала храпеть, стоило ей коснуться головой подушки. Теперь же все изменилось. Пия сильно сдала в последнее время.

Ночной воздух врывается в комнату. Едва ли его можно назвать прохладным, но в какой-то степени он все равно освежает. Марианна делает глубокий вдох и закрывает глаза. В последнее время нервы совсем ни к черту. Она вспоминает о своей вчерашней выходке за ужином. Когда все сидели в саду, мирно пили вино и обсуждали ароматы, а она вдруг вскочила и унеслась. О боже. Они, верно, решили, что она чокнутая. Но они же не знают всего. Понятия не имеют о всех тех чувствах, что день и ночь раздирают ее изнутри.