Шведское солнце и пармезан

И вот наступил решающий день. Отпуск Никласа подошел к концу, он был вынужден возвратиться домой в Швецию. Паула была в панике. Накануне ночью она, как обычно, не могла уснуть. А потом выбралась из постели, собрала небольшую сумку, которую спрятала в шкаф, и написала письмо. Письмо, которое, по сути, было одним сплошным извинением. Она просила прощение за то, что не сумела стать частью семьи Эроса и оказалась совсем не такой мамой, какую заслуживает их дочь. Прощение за то, что она сказала «да», когда ей просто следовало ответить «нет». За желание уехать отсюда.

Когда письмо было написано и Паула была уже на пути к двери, она вдруг остановилась. Нет, подумала она. Нельзя. Я так не могу. Это будет слишком большим предательством по отношению к семье. Она не сможет жить с этим дальше. Мать не должна бросать своего ребенка. Так нельзя!

Вечером Паула и Никлас стояли обнявшись на заднем дворе ресторана, скрытые от посторонних глаз мусорными баками и забором. Паула плакала. Никлас тоже. Ты уверена? – спросил он. Паула кивнула, и тогда они расстались. Он уехал на взятом напрокат автомобиле, а Паула закончила рабочую смену в ресторане.

Бредя обратно к ярко-желтому дому, в котором она жила, Паула раздумывала, не прыгнуть ли ей в речку, что протекала под висячим мостом. Чтобы навсегда избавиться от страхов, сожалений и горечи.

Но она этого не сделала. И продолжила идти домой.

А когда пришла, то увидела то, чему было суждено навсегда изменить ее жизнь. Она увидела Эроса, играющего в саду с маленькой Антонией. Пробивающиеся сквозь листву лучи солнца блестели в их темных волосах. Смеющийся Эрос поднял малышку на руки и закружил ее, а потом поцеловал в щечку – и Антония буквально зашлась от смеха.

Понимание обрушилось на Паулу внезапно и сразило ее как удар под дых. Эрос любит дочь больше собственной жизни. Он сделает все для нее. Он захочет сделать все для нее. И в ту же секунду Паула решилась.

Ночью она снова выскользнула из постели. Уже в последний раз. Как можно тише достала сумку с вещами из шкафа, развернула письмо, которое целый день носила спрятанным в заднем кармане, и положила его на столе в кухне. Последнее, что она сделала, – прокралась к колыбельке, где спала Антония. Она склонилась над дочкой и поцеловала ее в лоб. Прощай, прошептала Паула по-шведски. Прощай, малышка. Я люблю тебя.

Она покинула дом, не оборачиваясь. Было только пять часов утра, и солнце еще не взошло над горизонтом. Первый автобус до Флоренции должен был прийти без четверти шесть. И он появился вовремя.

Она забралась в салон и села у окна. Слезы текли не переставая, с тех пор как она покинула дом. Какая-то старушка на заднем сиденье спросила, что у нее стряслось, но Паула ей не ответила. Только сидела и неотрывно глядела в окно автобуса, как крошечный городок Панцано в Кьянти исчезает где-то позади.

Больше она сюда не возвращалась.

Глава 48 Расмус

Вот и наступил последний день.

Над головой – непорочно голубое небо, словно в песне Теда Гэрдестада, и участники тургруппы «Солнце и пармезан» вовсю хозяйничают на лужайке. Щебечут птицы, скворчат сковородки. На обед сегодня запланирован жареный фенхель и итальянский томатно-хлебный салат, так называемая панцанелла. Все участники привыкли готовить еду вместе со своими напарниками, и дело у них спорится. Расмус с Кариной, Пия с Марианной, и лишь за третьим рабочим столом в одиночестве стоит Хильда. Данте больше нет с ними.

Расмус поглядывает на сестру: та режет испеченный хлеб с таким выражением на лице, словно находится в камере смертников. Когда утром Расмус проснулся, Карина была уже на ногах, или же она вообще не ложилась спать. Она сидела всклокоченная у окна их номера и, раскачиваясь туда-сюда, пустым взглядом смотрела в сад.

– Доброе утро, матушка Кари, – обратился к ней Расмус, но Карина не рассмеялась, как обычно, когда он над ней подшучивал. Лишь повернула к нему голову и осторожно кивнула, прошептав «доброе утро» с таким видом, словно на самом деле хотела сказать «туман смерти сгущается», подкрепив сие какой-нибудь подходящей цитатой из фильмов Бергмана.

Расмус хлопает сестру по плечу.

– Ты как, сестренка?

– Хочу взять этот нож и порезать себе вены.

– Тогда возьми лучше нож для мяса – он куда острее.

Расмус вспоминает выражение лица Карины, когда вчера вечером в саду появились Андерс с Юлией. Паника в ее глазах, как она тут же моментально протрезвела. Никто даже подумать не мог, что они так внезапно нагрянут. Прежде Андерсу никогда не приходило в голову отмечать годовщину их свадьбы. Но, думает Расмус, возможно, все действительно так, как сказала Карина, и в последнее время между ними было не все ладно. Может быть, именно поэтому Андерс решил сделать своей жене сюрприз и приехал сюда.

Это был всего лишь поцелуй, думает он следом. Глупый пьяный поцелуй. Ведь такая малость не может сломать двадцатилетний брак? Разрушить семью?

Или же как раз может?