Эстелла демонстративно сложила руки на груди и уставилась на него своими блестящими серебристо-серыми глазами. Как правило, если Алекс оказывался в такой машине с такой женщиной, он разрабатывал бы план – нет, уже разработал бы, – как обольстить ее и раздеть. Он нахмурился. Наверное, все же придется рассказать ей кое-что из того, что она хочет знать. По крайней мере, так он направит свои мысли в более пристойное русло.
– Мой отец был дипломатом… – Он поднял руку в ответ на ее нетерпеливое цоканье языком. – Если хочешь, чтобы я говорил, позволь мне сделать это по-своему.
Она кивнула, милостиво разрешив продолжать.
И тогда он открылся ей – намного больше, чем кому-либо другому.
– И он торговал мной, как сутенер, за отсутствием более приличного выражения. – Алекс говорил без эмоций, сосредоточившись на управлении автомобилем и не желая видеть лицо Эстеллы. – Сдавал меня в аренду всяким преступникам – ворам, мошенникам и грязным дельцам в Риме, Париже, Гонконге, Шанхае и Берлине. С двенадцати до семнадцати лет. Каждый год мы переезжали, потому что британское правительство подозревало, что кое-что прогнило, однако все, что они могли, – это повесить на него запах, но не труп. Я перевозил наркоту, доставлял оружие, передавал правительственные секреты; любую контрабанду, о которой ты слышала и о которой не слышала.
Эстелла поерзала на сиденье и почти извиняющимся тоном произнесла:
– Чего-чего, а этого я не ожидала. Думала, будет история о… – Она помедлила.
– О мальчике из высшего общества, который с рождения купался в деньгах, но плохо вел себя? – закончил вместо нее Алекс. – В каком-то смысле так оно и было.
– Не совсем в таком, как я представляла.
– Если хочешь, я замолчу.
– Нет. Расскажи, зачем ты соглашался на это. Непохоже, чтобы ты был парнем, которым легко помыкать. Даже в детстве.
Если он и надеялся на отмену смертного приговора, то надежды не оправдались.
– Ради мамы. – Алекс запнулся. Слова вызвали бурю сильных эмоций, удалять которые из сердца он научился мастерски. Однако затем, сам не зная как, под смягчившимся взглядом Эстеллы продолжил:
– У нее был туберкулез. Болела много лет и очень мучилась. Отец не заботился о ней, это делал я; и он все знал. И он сказал, что не купит ей нужные лекарства, не оплатит услуги врачей, если я не буду помогать ему в левых делишках. И всякий раз, передавая информацию, драгоценности, оружие или наркотики, я уверял себя, что покупаю еще один день жизни для мамы.
– Прости, – прошептала Эстелла и протянула к нему руку, но тут же резко отдернула. – Ты прав. Я не должна лезть не в свое дело.
Алекс воспользовался шансом закончить разговор, потому что они наконец приехали к его дому в долине реки Гудзон, чуть дальше Сонной Лощины. К дому, купленному три года назад, в котором он прожил за это время от силы месяца три. К дому, о котором никто не знал. До сегодняшнего дня.
Он подъехал к парадному входу, вышел из машины и обогнул ее, чтобы открыть пассажирскую дверь, но Эстелла уже сделала это сама. Ее каблуки увязли в гравии, а рот приоткрылся от удивления от вида дома, от пятнышек света от ближайшего города на сатиновой ленте реки, протекавшей внизу, в долине… Классический фасад, сложенный из местного светло-желтого булыжника, внезапно осветился. Должно быть, домработница услышала, как они подъехали.
Эстелла вполголоса ругнулась по-французски.
– Очень впечатляюще. Нет, прекрасно!
Алекс знал, что дом прекрасен. Потому и купил его. Дом виделся ему замком, парящим в воздухе, заповедным убежищем, куда реальному миру пока что не было доступа.
– Похож на нарядное платье, созданное рукой мастера, – произнесла Эстелла, рассматривая дом. – Каждый стежок и каждая складка выполнены чуть ли не с молитвой. Я ощущаю нечто подобное, когда начинаю работать над платьем. – Она покраснела. – Я брежу. Прости.
– Я мог бы сказать то же самое. Разве что менее поэтично.
Алекс улыбнулся ей, и во второй раз с начала знакомства она улыбнулась в ответ. Он почти поверил, что его план сработал.
А значит, он сможет помочь ей и Лене выяснить, что связывает их, и Лена, такая же невинная жертва подлого мужчины, как и его мать, сможет раскрепоститься. Она сможет обрести семью, которой ей так отчаянно не хватало. Вместе с Эстеллой, своей сестрой.
Парадная дверь открылась; домработница, пухлая и улыбчивая миссис Гилберт, утиной походкой спустилась по ступенькам и поцеловала его в щеку.
– Хоть когда-нибудь вы пришлете мне весточку о своем приезде? – Миссис Гилберт позволяла себе отчитывать Алекса в такой манере, в какой еще никто не решался. – Сколько пробудете на этот раз?
– Только переночуем. Да? – Он вопросительно посмотрел на Эстеллу, и та нахмурилась. Алекс понял свою ошибку и поспешно добавил: – Это мисс Эстелла Биссетт. Приготовьте для нее отдельную спальню, желательно в восточном крыле. Моя комната в противоположной части дома, – уточнил он, желая, чтобы Эстелла правильно истолковала его намерения.
– Хорошо, – проговорила Эстелла, и установившиеся было между ними товарищеские отношения растаяли, как обещания нацистского политика.