Швея из Парижа

– Идемте со мной, милочка. – Миссис Гилберт поманила Эстеллу рукой. – Я покажу вам, где освежиться, а затем подам ужин в гостиную.

– Спасибо, – поблагодарил ее Алекс и, убедившись, что домработница увела Эстеллу наверх, направился в свою комнату. Там он сполоснул лицо холодной водой, чувствуя, как щетина царапает ладони, снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, намереваясь переодеться во что-нибудь более подходящее для позднего ужина, но затем подумал: а какого черта? Он вовсе не старается произвести впечатление на Эстеллу. Что весьма кстати, потому что из зеркала на него смотрело лицо смертельно усталого человека, словно последствия травмы головы, месяцев игры в прятки с немцами и организации маршрутов побега для сбитых летчиков во Франции в конце концов настигли его, причем именно в тот момент, когда во время недельного отпуска Алекс позволил себе расслабиться.

Он бросил пиджак на кровать, закатал рукава и приготовился встретить лицом к лицу любую версию Эстеллы, которую обнаружит в гостиной. Однако он спустился вниз первым, что дало ему возможность налить виски и удостовериться, что миссис Гилберт растопила камин и сервировала ужин на низком столике у дивана.

Эстелла вплыла в комнату; так она двигалась всегда, но не осознавала этого. Словно совершала большое дефиле. Алекс подумал: а не переняла ли она походку у манекенщиц, которых зарисовывала? На ней было все то же изумительное вечернее платье, однако ни драгоценностей, ни каких-либо украшений – в них Эстелла не нуждалась. Только черные волосы, серые глаза, черное платье.

– Проголодалась? – Он кивком указал на стол.

– Да. – Эстелла наполнила до краев свою тарелку и села на пол, прислонившись к дивану. Подол платья раскинулся у ее ног, словно опустилось на землю ночное небо.

Алекс тоже набрал полную тарелку еды и сел в кресло у камина.

Несколько минут они ели молча.

– Ты выглядишь усталым, – сказала Эстелла.

– Не отрицаю. – Алекс отпил глоток виски. Алкоголь привычно обжег горло, позволив наконец расслабиться.

– Был во Франции?

Он кивнул.

– И как там?

Алекс понимал, что Эстелла непременно поймает его на лжи.

– С одной стороны, вроде бы все как прежде. А с другой… – он запнулся, – хуже некуда.

– А точнее?

– Немцы делают жизнь невозможной для всех, кого подозревают в деятельности против оккупантов. Особенно для коммунистов. А также для тех, чей единственный недостаток – родиться евреями. После любой акции они в качестве ответной меры расстреливают заложников. И как можно сопротивляться, зная, что один-единственный акт протеста будет стоить сотен жизней? Однако люди все же устраивают вечеринки, женщины танцуют, мужчины выпивают, и пока тихо сидишь где-нибудь в помещении, почти не ощущаешь террора. Вот только он творится на каждом углу.

– Моя мама… – еле слышно проговорила Эстелла.

Тот самый вопрос, которого Алекс опасался; он располагал только рапортами с мест, которые не всегда соответствовали действительности. Хотя на этот раз – он надеялся – они не обманывали.

– Полагаю, она жива. Пойти к ней на квартиру и проверить не могу. Любая связь со мной легко подвергнет ее опасности.

– Тогда как ты добыл Matrice cadastrale?

– Взял в мэрии.

– Ты считаешь Эвелин и Гарри моими родителями. Точнее, родителями моими и Лены, – еле слышно произнесла Эстелла.

– Боже упаси, нет! – поспешил разуверить ее Алекс. – Они развелись еще до твоего рождения. К тому же, по общему мнению, Эвелин к тому времени возненавидела Гарри.

Они замолчали. Лишь дрова потрескивали в камине.

– Эстелла… – Алекс впервые произнес вслух ее имя, ощутив на языке его вкус. Да, звучит соблазнительно. – Вот все, что мне известно: возможно, ты сестра Лены. Эвелин Несбит продала полуразрушенный особняк твоей маме всего за один франк. А Лена, которая выглядит твоей точной копией, воспитывалась у Гарри, бывшего мужа Эвелин. Вряд ли это простое совпадение. Однако отсюда не следует, что Эвелин и Гарри – твои родители.

– Ты забыл упомянуть, что дом Лены – двойник особняка в Париже. Нужны еще доказательства, чтобы порицать мою маму и то, что она сделала двадцать четыре года назад?

Тон человека, которого лишили всего, что он когда-либо знал. Алекс чувствовал себя так в тот день, когда узнал, что его мать умирает. До того он думал – ну разве мама может умереть? Мама, лучик света в пасмурный день, колыбельная в немой ночи, аромат фиалок посреди зловония…

– Я не осуждаю твою маму, – возразил он как можно мягче. – Однако все эти совпадения…

– Вероятно, мы близнецы. Но как такое случилось? Кто мой отец? А мама… она действительно моя мама? – На последнем вопросе голос Эстеллы надломился. Она сжала губы. Алекс понял, что Эстелла не хочет плакать при нем.

Он сел на пол и прислонился к столу, чтобы быть лицом к ней. Все лучше, чем смотреть сбоку.

– Не знаю, – ответил он. – Придется жить с этой тайной, ничего не поделаешь. Я живу так всю свою жизнь.

Она уставилась в огонь. Глаза блестели. Такой блеск мог прятать только слезы.

– Что случилось? – внезапно спросила Эстелла.