Швейная машинка

— Ты звал их бабулей и дедушкой, они и были твоими бабушкой и дедушкой, так зачем говорить? Ты, похоже, никогда не замечал, что я всегда зову их Конни и Альф. — Рут вздыхает и опять начинает расчесывать руку. — Наверное, мне не хотелось расшатывать ситуацию. В шестьдесят лет бабуля вышла на пенсию — это было всего за неделю до того, как ты родился, и она присматривала за тобой, чтобы я могла вернуться на работу. Жизнь повернулась счастливым образом. — Рут снова смотрит на него. — Это все было из лучших побуждений, уверяю тебя.

Фред пытается все же увязать концы с концами:

— А твои родители?

— Вообще не знаю, что с ними.

— Совсем?

— Я полностью их разочаровала.

— Ты никогда не хотела все-таки с ними связаться?

— Нет. Никогда. Я недавно узнала, что они рассказали соседям, будто я умерла от лейкемии — чего только не узнаешь в соцсетях! — Она решительно качает головой. — Мне нечего было им сказать, и я точно не хотела бы видеть их рядом с тобой.

— Но ты Моррисон. Мы оба носим фамилию Моррисон, как дедушка.

— Ты хочешь узнать все до конца, да?

— Мне нужно понять.

— Наверное, это правильно. — Рут закрывает глаза, вспоминая разговор, который случился за много лет до этого. — Примерно в то же время, когда происходило то, о чем я говорила, у меня была пациентка — очень пожилая дама. Она рассказала, что они с мужем на самом деле никогда не были женаты — она просто сменила фамилию. Я даже не знала тогда, что это возможно, но чем больше я задумывалась об этом, тем больше понимала, что не хочу быть Уоткинс, вот и спросила бабулю и дедушку, что они думают об этом. И, как сейчас помню, дедушка сказал: «Если ты станешь Моррисон, это будет для меня большая честь». И за несколько недель до того, как ты родился, я сменила фамилию. Поэтому ты тоже Моррисон.

— То есть на самом деле я Уоткинс. — Он смотрит на нее. — Или, может быть, Йорк.

— Нет, Фред. Ты Моррисон.

Он пытается уложить все это в голове. Ему всегда говорили, что он очень похож на деда. В конце концов, его назвали в его честь. Внезапно у Фреда начинается приступ гнева, направленный неизвестно на кого:

— То есть ты лгала мне всю жизнь. Вы все мне лгали. Каждый из вас.

— Я старалась сделать как лучше.

— Почему ты мне не рассказала? Почему? — Фред снова меряет шагами кухню, пока ему в голову не приходит новая мысль: — Если ты солгала мне насчет этого, то чего еще ты мне не рассказала?

— Что ты имеешь в виду?

— Мой отец — что с ним случилось? — Фред снова принимает вызывающую позу, складывая руки на груди. — Много лет я думал, что он ушел от нас и сбежал на север Англии. Это было бы забавно, если бы не оказалось абсолютным враньем.

— Прости.

— Что значит «прости»?! — Фред чувствует, что сейчас сорвется. — Откуда я знаю, что он мертв? Как я могу быть уверен в том, что это правда?

— Я тебе уже сказала, что писала ему в Америку.

— И что?

— И я не получила ответа.

— То есть он может быть еще жив?

— Нет, Фред, он умер. Дедушка тоже написал ему письмо. Оно вернулось с пометкой синим карандашом: «АДРЕСАТ УМЕР».

— А если это неправда?

— Я тоже подозревала, что так может быть, так что несколько лет назад провела расследование и нашла его в Интернете. Он погиб в автокатастрофе в Чикаго почти сразу после того, как вернулся домой. В газете была заметка. Он так и не получил моих писем.

— А что случилось с тем письмом с синей пометкой? — Фред цепляется за каждую ниточку, пытаясь сложить все факты, чтобы понять, нет ли в семье еще каких-то тайн.

— Дедушка сжег его у себя на участке, как и то, которое я получила от отца. Он сказал, что если я оставлю их у себя, то они будут похожи на струпья, которые постоянно расчесываешь, отчего раны не заживают. Наверное, в этом он был прав.

— И все? Это совершенно точно все?

— Да, кроме…

— Кроме чего?

— Я никогда не знала, что у них была дочь. Они ни разу о ней не заговаривали.

— И ты никогда ничего не подозревала?

В ее глазах стоят слезы:

— Никогда.

Фред снимает со спинки стула свой дождевик:

— В таком случае, если у тебя все, я пойду домой. Я устал, и мне есть о чем подумать.

Рут встает, чтобы обнять и поцеловать его на прощание, но Фред уходит, громко хлопнув дверью. Она остается одна, и только вибрирующие стекла книжного шкафа в коридоре напоминают о его недавнем присутствии.

Фред

Начало декабря 2016 года. Лит

Коридоры бывшей школы украшены мишурой и бумажными гирляндами, но Фреду меньше всего на свете хочется сейчас праздновать Рождество.

Дверь мастерской открыта, а на верстаке в ряд выложено множество серебристых шпиндельных головок, очищенных от черной краски. Они полностью лишились винтажного вида.

— Это опять я, — говорит он знакомой фигуре с фотоаппаратом в руках.

Эллен продолжает фотографировать, но все же отвечает:

— О, привет. Я почти закончила.

— Они как будто только что с конвейера сошли.

Она откладывает фотоаппарат в сторону и поворачивается к нему.

— Я знаю. Разве они не восхитительны? — В ее голосе звучит театральный пафос.

— Не уверен, что восхитительны, но впечатление производят.