Сибилла

Теперь есть убедительные основания не верить тому, что аполитичные маневры последнего Стюарта^{120} преследовали какую-то иную цель, кроме иллюзорного проекта по слиянию двух Церквей. Он, безусловно, был виноват в том, что открыто направил посланца в Рим (которого Папа между тем принял весьма неучтиво); однако Ее Величество королева Виктория^{121}, чей протестантизм непреложен (и это — одна из главных причин нашего перед ней благоговения), в настоящее время держит агента при том же самом дворе — но делает это тайно, и именно в том состоит различие между двумя монархами; разумеется, у этих посланников всего одна цель: положить конец ужасающим политическим и религиозным недоразумениям, которые стали причиной несметных мук и злодейств, что выпали в равной степени на долю владык и подданных, — и оба они бесплодно усердствуют ради ее достижения.

Если бы Яков II и в самом деле попытался водворить католицизм в нашей стране, английский простой народ, что никоим образом не участвовал в свержении этого монарха, несомненно, вскоре начал бы роптать — и обеспечил бы своей «Католической и Апостольской Церкви»^{122}, Церкви, которой он и по сей день истово верен, независимость от любых иностранных предписаний. Будучи людьми практичными, они вполне могли бы достичь своей цели и к тому же сохранить исконных правителей; при таком положении дел мы, возможно, сумели бы избежать венецианского правления, голландского финансирования и французской войны, этой благословенной триады, борьбе против которой отдали свои лучшие годы и лучшие силы три величайших английских государственных деятеля: Болингброк, Шелбурн и, наконец, сын Чатема.

В одном из других трудов^{123} мы попытались бегло обрисовать моральный облик и жизненный путь преемников Уильяма Питта — отнюдь не рассчитывая на беспристрастность грядущих времен. С момента его смерти в 1825 году политическая история Англии — это история великих событий и мелких людей. Возвышение мистера Каннинга, которого плебейская аристократия мистера Питта долгие годы принижала, обвиняя во всевозможных авантюрах, сотрясло партию до основания. Его быстрое исчезновение со сцены окончательно смешало ряды вигов и тори. Отличительные особенности этих отношений сейчас было бы трудно проследить. Теперь в Англии наступил тот период общественного застоя, который всегда имеет место между развалом партий и образованием фракций. Обессиленный развратник на троне^{124} только и требовал от министров, чтобы те оставили его в покое, сластолюбивая аристократия и безучастный народ были рады, за полным отсутствием политических убеждений и национального чувства, передать руководство страной какому-нибудь достославному человеку, чьи решения облегчат жизнь самодержца, чьи предрассудки окажутся по нраву знати, а достижения ошеломят народные массы.

ГЕРЦОГ ВЕЛЛИНГТОН^{125} принес посту первого министра неизбывную славу; успех этого деятеля был практически всеобъемлющ. Он был настолько осведомлен в делах государства, насколько этого можно ожидать от человека, правление которого ознаменовало важный период в истории нашей страны. Он состоял в близком знакомстве с монархами и ведущими государственными деятелями Европы — и получал от них сведения, которых обыкновенно недостает английским министрам, но без которых наши внешнеполитические дела непременно решаются в лучшем случае наудачу. Его управленческий гений было невозможно переоценить.

Характер века, особенности страны, выдающиеся качества и благородный дух министра сулили ему долгое и успешное руководство. Единственный член его кабинета, который (скорее по стечению обстоятельств, нежели из-за интеллектуального превосходства над коллегами) вполне мог бы соперничать с ним, довольствовался ролью преемника. Даже в периоды наибольшего вдохновения мистер Пиль^{126}, судя по всему, не стремился достичь большего; и, учитывая его юный возраст и руководящую роль в Палате общин, едва ли кто сочтет нужным удивляться его сдержанности. Уверенность в том, что правительство герцога прекратит свою деятельность только по завершении государственной карьеры последнего, была настолько всеобщей, что стоило Веллингтону утвердиться на своем посту, как виги начали благоволить ему; политическое умиротворение стало притчей во языцех, о слиянии партий разглагольствовали в клубах и секретничали в будуарах.

И как же так получилось, что этот выдающийся человек, занимавший столь важный пост, должен был с таким треском провалиться: распустить правительство, развалить собственную партию и до того свести на нет свое политическое влияние, что, даже с учетом всех его исторических заслуг, впоследствии он мог появиться в совете монарха лишь в качестве подчиненного, если не сказать подозрительного, лица?