Сибирь

Я часто об этом думаю, иногда даже беспрестанно. В небывалых условиях технологического и промышленного развития, личной безопасности, здравоохранения и даже счастья, которые мы, очевидно, имеем в развитых странах, мы тем не менее чувствуем, что что-то не так именно «в человеческом и духовном смысле». Что в настоящее время в истории человечества происходит нечто ужасное, в чем мы не отдаем себе отчет. Глубокое, серьезное и опасное разрушение, которое затрагивает ту нашу нить, по которой мы могли бы передавать друг другу главные чувства: сострадание, сопереживание, понимание. Полная атрофия этих рецепторов человечности, без которых человечество не сможет выжить. Это фундаментальные положения, которые необходимо выковать, потому что никто не выживет без солидарности, без внимания друг к другу. В обществе, где обеспечены свобода, комфорт и безопасность, мы думаем, что нам больше ничего не нужно. Это заблуждение: мы погибаем от их отсутствия (это главная мысль чудесного романа «Дверь» венгерской писательницы Магды Сабо).

Это совершенно очевидно, и я повсюду это чувствую: сожаление об ушедшем времени. Не в смысле и не только как о периоде коммунизма, никто не может о нем сожалеть с тем, что мы теперь о нем знаем, но о времени, когда рецепторы человечности, как скорая помощь, ежедневно были в пути. Как Улицкая говорит об одном из своих персонажей, естественное великодушие и благородство которого кажутся сегодня исчезнувшими: «Она пришла из будущего, которого никогда не было». Не все, что говорит Улицкая, мне нравится, но эта фраза просто великолепна: «Будущее, которого никогда не было». Будущее, которое должно было бы воцариться после того, как были пройдены все муки и ужасы реального коммунизма, будущее общество, к которому были обращены все надежды, общество, в котором люди обрели бы наконец между собой действительно человеческие отношения. И то, что это будущее так и не пришло, это настоящая трагедия, и не только для России.

…Вероятно, именно об этом думал человек, чей голос произнес: что-то не так «в человеческом смысле».

11 часов. Встреча в университете. Как всегда, мы бежим, мы опаздываем, не можем найти аудиторию… И потом я решительно в большом сомнении: уверена, что эта предстоящая встреча для меня будет совершенно бесполезна. Длинный стол, четыре или пять французских писателей, дружеские взгляды, доброжелательные улыбки. Я делаю несколько фотографий. Каждый из нас рассказывает о своих планах, манере работать. Что важно для меня, так это дать присутствующим понять, что писатель — это не какое-то исключительное существо. Его жизнь не так важна, как его книги. Как сказал недавно Хавьер Серкас на одной встрече, где я тоже присутствовала, «если писатель более интересен, чем его произведения, то это плохой писатель». Писать — это не какой-то особый дар или превосходство, это состояние пристального внимания к миру, в котором я слышу и книги, и даже умерших.

Какая-то женщина просит слово, я ее узнаю. Она подошла ко мне в конце пресс-конференции, и я тогда так и не поняла, кто она: студентка, преподаватель, автор? Торопясь покинуть зал, я ей неосторожно предложила следовать за нами в университет, чтобы продолжить беседу, что она и сделала. Теперь нам это стоило вопроса, который нас затруднил меньше всего на свете, но только не преподавателей и переводчиц: как получилось, что такая великая страна, как Франция, терпит гей-манифестации и парады? И в дополнение, и как мы лично к этому относимся, за или против? Ответ единодушный: «За!» (Что касается меня, то я от этого не в восторге, но, естественно, я против всяких запретов.) Спор так и не успел разгореться, так как русская сторона решила, что вопрос не по теме встречи. А это уже вызвало протест с нашей стороны: даешь гей-парад в Улан-Удэ перед головой Ленина!

Ясно, что эта женщина вслух задала вопрос, которым задаются многие, и решительно выразила свое резкое неприятие, которое другие определенно разделяли. Во времена СССР, как теперь в коммунистическом Китае, гомосексуализма просто не существовало. (Отсюда и закрывание глаз на губительные последствия СПИДа.) Это советское пуританство, граничащее с гомофобией и оправдывающее ее, не исчезло со сменой режима. И это то, что в социальном и ментальном плане отличает нас от европейских стран, освободившихся недавно от коммунистической системы. Запрещая гей-парад, мэр Москвы Юрий Лужков, смещенный вскоре с поста (но не по этой причине), назвал гомосексуалистов «сатанинским отродьем». В 2008 году в Брно, в Моравии, первый чешский парад геев и лесбиянок был разогнан полутора сотней правых экстремистов. И из последних новостей (15 февраля 2011 года): префектура полиции города Будапешта отозвала свое разрешение на ежегодный венгерский гей-парад, назначенный на июнь месяц, по причине чрезмерной нагрузки на уличное движение.