Порой условия труда на Сахалине все еще весьма нелегкие, встречается немало трудностей. Однако главное — это то, что из жизни советских граждан навсегда исчезли те отношения между людьми, которые характерны для общества, где есть эксплуататоры и эксплуатируемые. Молодому поколению даже трудно себе вообразить, что, скажем, траулерный флот и плавучий завод могут быть частной собственностью какого-нибудь судовладельца, что предприниматели становятся "отцами", то есть полновластными хозяевами города, что доходы от нефтяных промыслов могут идти на обогащение крупных отечественных и иностранных компаний.
А как обстоит дело с отношением к окружающей среде?
На юге острова война довершила то, что в течение десятилетий делал ненасытный капитализм: леса были практически уничтожены. В условиях сурового сахалинского климата, где флора и фауна сами по себе бедны, восстанавливать леса крайне трудно. Поэтому и видишь здесь голые, как ладонь, сопки, по которым привольно гуляют свирепые муссоны и снежные бураны. Сейчас на острове нет ни одного лесного хозяйства, которое вело бы лесоразработки без научно обоснованного плана, без контроля.
Ведущая отрасль хозяйства острова — рыбная ловля (она здесь играет не менее важную роль, чем нефть, уголь и лес) — также строго лимитирована. Ее объемы устанавливаются посезонно, с таким расчетом, чтобы сделать возможным естественное восстановление рыбных запасов и сохранить постоянное равновесие между отдельными видами морской фауны.
Извечно прибрежные воды и реки Сахалина являются местом сезонной миграции рыбы, что само по себе представляет настоящее благо.
Молодь лосося родится зимой в горных речках и, набравшись сил, весной спускается по течению в море. Два или три года спустя в конце лета взрослые особи возвращаются из своих океанских странствий, чтобы миллионами снова подняться — ошибки не бывает никогда — в реку своего детства.
Часто это представляет собой целую эпопею. Вернувшись из соленого моря в пресные воды реки, лосось перестает питаться. Между тем ему надо преодолевать бесчисленные препятствия, идти вверх против быстрого течения, пройти настолько мелкие участки, что приходится вспарывать брюхом дно. Самец — помощник и защитник тех самок, которых он с ожесточением бойцового петуха отбил в бескомпромиссной борьбе. По мере того как он продвигается вверх по течению, его тело в буквальном смысле меняет форму: худеет, становится горбатым, а рот приобретает очертания клюва орла. Добравшись до места нереста, самец и самка роют в песке и гальке ямку, куда мечут икру и молоки. Какое-то время они охраняют свое будущее потомство, а затем, обессиленные, отдаются на волю потока. Почти никто не достигает океана. Многие погибают еще по пути наверх, либо от ран, либо, как считают некоторые, от инфаркта. И цикл начинается вновь.
В конце июля в районе Пятиречья я наблюдал это поразительное зрелище возвращения лосося на нерест в верховьях ручья, на расстоянии тридцати километров от берега моря. Косяк лососевых неподвижно стоял в воде — полагают, что таким образом они поэтапно привыкают к разной солености воды, — перед тем, как подняться выше по течению, а в прибрежной траве уже запутались безжизненные тела первых побежденных.
Столетиями ловля идущей на нерест рыбы, практиковавшаяся аборигенами в устьях рек и в протоках, обеспечивала их примитивное существование в течение всего года. Но в нашем столетии за косяками этой ценной рыбы начали охотиться многочисленные и технически все лучше и лучше оснащенные флотилии. Возникла опасность катастрофического сокращения поголовья лососевых и изменения их миграционных путей. Помимо того что установленные ныне на Сахалине квоты вылова рыбы рассчитаны таким образом, чтобы обеспечить естественное воспроизводство рыбных ресурсов, не менее двадцати государственных предприятий постоянно занимаются разведением ценных пород рыбы. Располагаясь в районах лучших нерестилищ, они занимаются сбором икры и молок, обеспечивают в специальных садках рождение мальков и их развитие в безопасных условиях. Таким путем эти предприятия предоставляют сотням миллионов мальков лосося максимальные шансы на жизнь, а в благодарность за это через какие-нибудь два-три года определенное их количество неизбежно вернется на родную ферму. Наблюдения показали, что от 3 до 5 процентов особей возвращается в места нереста. В природных же условиях их количество не превышает полпроцента.