Сибирь и сибиряки. Тайны русских конкистадоров

Но давайте по порядку. Курс лекций по русской истории в Петербургском университете преподавал знаменитый историк Костомаров. Именно он (вслед за декабристами) разработал «теорию федерализма». По Костомарову, следовало противопоставить самодержавию теорию «народоправства», как можно шире ввести в регионах общественное самоуправление. Сам Костомаров делил будущую федерацию по национальным границам (он вообще-то баловался зарождавшимся украинским национализмом, за что и побывал впоследствии в ссылке). Его ближайший ученик сибиряк Щапов смотрел на вещи более реалистично и федерализации противопоставил областничество: не разбегаться по национальным квартирам, а попросту учитывать при развитии самоуправления специфику региона, которая везде своя.

Власти немного насторожились: противопоставление самодержавию? А ведь еще Екатерина II сформулировала: Россия из-за ее огромности нуждается именно в самодержавном управлении. А тут еще масла в огонь подливал из Лондона Герцен (которому всегда был свойственен изрядный экстремизм), писавший: «Мы признаем за отдельными провинциями полное право на всякую автономию, на полное расторжение» (1863 год). А если учесть, что написано это было в тот год, когда бушевал очередной польский мятеж…

Но мы снова забежали вперед. Лекции Костомарова имели огромную популярность у студентов-сибиряков. К концу 1860 года сформировалось сибирское землячество, в котором главную роль играли Г. Н. Потанин и Н. М. Ядринцев (участвовал там и будущий знаменитый путешественник, по совместительству русский разведчик Чокан Валиханов).

До сих пор встречается точка зрения, по которой «областники» собирались отделить Сибирь от России и создать там независимое государство. Однако этой «детской болезнью левизны» областники переболели очень быстро: люди были неглупые и понимали, что огромная страна с неразвитой промышленностью и малым числом населения полноценным государством быть не может (даже к началу Первой мировой за Уралом жили всего 9 % населения Российской империи – причем половину составляли инородцы). Речь шла исключительно о том, что Сибирь должна получить гораздо больше автономии, чтобы решать на местах самые насущные вопросы. Тем более что во многом Сибирь была откровенно обделена – в России в результате реформ были созданы земства: пусть слабые, но все же органы местного самоуправления, занимавшиеся образованием, здравоохранением, имели некоторую судебную и административную власть, контроль над уездными и волостными сходами, могли контролировать общественные капиталы, без проволочки удалять с мест скомпрометировавших себя уездных и волостных писарей и т. д. По сравнению с прошлыми временами это был шаг вперед. Вот только за Уралом земств не было…

На своих заседаниях областники в публикациях, переписке, публичных выступлениях пытались найти подходы к прошлому, настоящему и будущему региона. Они считали (и в чем в значительной степени были правы): заселение Сибири и ее освоение были связаны главным образом с деятельностью народных масс, наиболее предприимчивого и вольнолюбивого элемента. «Сибирь завоевана и населена народом; она открыта Ермаком и занята казаками. Все главные предприятия в ее колонизации исполнены частными лицами без правительственного участия», – писал Потанин.

Ядринцев: «Народ кинулся толпами в новую землю как убежище от разных притеснений в царствование Иоанна Грозного, впоследствии от невыносимых немецких реформ Петра. Народ бежал, чтобы избавиться от притеснений воевод, от официальной приписки к городам, от тяжелой подати и бюрократизма. Раскольники шли сохранить свою веру в скитах, промышленники – добыть мехов, торговцы – свободно торговать с сибирскими инородцами. Эти побуждения, руководившие народом, показывают самобытное народное стремление и чисто народный взгляд на Сибирь как на страну, где должны развиваться самобытно и свободно народно-славянские силы».

Потанин: «Если представить в будущем Сибирь, так же населенную, как Европейская Россия, то нельзя не подумать, что центр тяготения должен перейти на нее».

Ядринцев отмечал, что колонизация с помощью «вольного народа» и богатые природно-сырьевые богатства так и не привели в полной мере к развитию производства, к повышению благосостояния: «Через двести лет мы видим в стране малочисленное население, разбросанное на громадном пространстве, только что удовлетворяющее своим первым потребностям, довольствуясь мелкой промышленностью. Мы видим бедные городки, разоренные возмутительными насилиями и грабежами наездных воевод и злоупотребляющих властью губернаторов». Основную причину всех зол и бед областники видели «в особенных общественных условиях Сибири как штрафной и экономической колонии».

Разрабатывалась своего рода экономическая программа: «Равенства шансов для приобретения богатств», для чего «учредить покровительство сибирской торговле и заводской промышленности». «Улучшить быт рабочих на золотых приисках, на горных заводах и на рыболовных оброчных статьях на низовьях Оби и Иртыша».