Читаем Сибирская эпопея XVII века полностью

С кожевенным производством были тесно связаны и другие промыслы, прежде всего мыловаренный и свечный; одно и то же лицо часто занималось одновременно и изготовлением кож, и переработкой сала на мыло и свечи. Мыловарение в Сибири раньше всего, по-видимому, появилось в Тобольске, затем в Тюмени, а к середине XVII в. в Томске и Енисейске и, как и свечное производство, в основном стало обеспечивать потребности края. Показательно, что в организации сибирского мыловаренного промысла с этого времени также все чаще стали принимать участие торговцы [75, с. 11–12].

Высокой степени специализации достигла в XVII в. в экономически развитых сибирских городах деревообработка. Занятые ей мастера, помимо плотницкого дела, делились на столешников, кадочников, оконничников, коробейников, сундучников, токарей и т. д. с преобладанием в каждом городе специалистов тех видов деревообработки, которые лучше вписывались в общее направление его хозяйственной жизни. Так, ведерники, чанники, ситники, рогожники, решетники концентрировались в центрах развитого мукомольного, мыловаренного и кожевенного промысла; санники, колесники, хомутники — в тех районах, где был развит гужевой транспорт.

Распространенный практически повсеместно портной промысел был в основном связан с работой на заказ, но постепенно выходил и на рынок. В изготовлении одежды наиболее товарной отраслью ремесла стало изготовление шапок, а шапочный промысел делал многих сибиряков состоятельными людьми.

В сибирских городах XVII в. было представлено еще немало ремесленных специальностей, рассчитанных на удовлетворение самых разнообразных потребностей населения: в документах упоминаются кузнецы, серебряники, иконописцы, каменщики и кирпичники, горшечники, дегтяри, хлебники, пирожники, конов-алы и многие другие. Общее количество зафиксированных в документальных источниках ремесленников и ремесленных специальностей свидетельствует, что наиболее развитые в экономическом отношении сибирские города в середине и конце XVII в. находились на уровне средних городов Европейской России. Например, в Енисейске в 1669 г. насчитывалось 24 ремесленные специальности, в Томске во второй половине XVII столетия — 50, в Тобольске в конце XVII в. — более 30, а в начале XVIII в. уже около 60. Число же самих ремесленников в самом крупном сибирском городе, определявшееся на конец XVII столетия примерно в 100 человек, в первой четверти XVIII в. уже составило более 600.

Далеко не все отрасли ремесла в сибирском городе превратились в XVII столетии в товарное производство. В Тобольске работа на рынок преобладала лишь в основных промыслах — кожевенном, обувном, шапочном, одежном, мыловаренном, свечном и пищевом, а у красильщиков, иконописцев, скорняков и ювелиров видное место занимала работа на заказ. В Верхотурье на исходе XVII в. иконописцы и котельники работали только на заказ, мыловары, свечники и кожевники — только на рынок, остальные (сапожники, кузнецы, портные, деревообделочники и др.) составляли в этом плане как бы промежуточную группу. И все же основной тенденцией в развитии сибирской промышленности XVII в. ее исследователи считают переход к мелкотоварному производству [75, с. 10–16].

Для населения Сибири XVII в. было характерно совмещение различных занятий, поэтому среди ремесленников встречались не только (и даже не столько) посадские люди, но и люди служилые, крестьяне, ямщики, которые тяготели к городу, но далеко не всегда проживали в нем непосредственно; нередко до половины ремесленников уезда бывали распылены по мелким селениям. Посадские слои сибирского города оставались до конца XVII столетия еще сравнительно малочисленными и даже в торгово-ремесленных центрах нередко уступали по численности военно-служилому населению. Слабость сибирского посада наводила в прошлом некоторых историков на размышления и об экономической слабости сибирских городов; это, однако, не подтвердилось данными источников. Как выяснилось, характерной особенностью Сибири являлось то обстоятельство, что в XVII в. сильные позиции в ее «торгах и промыслах» как раз и занимали служилые люди — первоначальное ядро и наиболее многочисленная группа городского населения. По численности занятые торгово-ремесленной деятельностью казаки, стрельцы и их «неверстанные» родственники обычно или превосходили посадских людей и остальные неслужилые слои, или не уступали им [79, с. 100–124].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное