Налаженные торговые связи переселенцев с коренными жителями не следует, конечно, идеализировать (в ходе различного рода сделок аборигены нередко попадали в долговую кабалу), однако нельзя не учитывать и того, что русские товары часто просто спасали отдельные ясачные роды и семьи от вымирания. На этот счет имеются прямые указания источников. Сообщалось, например, что в 1641 г. «на усть Муки-реки» к русскому приказному человеку пришли 5 тунгусов и в обмен на соболей «прошали муки — голодни де, ходили де на зверовье и зверей не добыли». В одной из челобитных тунгусы писали: «А которые де соболишки в ясак…не годны… и мы де на те соболишки для своих нуж с ясачными сборщики на муку ржаную и на котлы и на топоры и на ножи и на железо прутовое торгуем, для тово что де тех товаров у нас ииоземцов в нашей земле нет, и купить негде; а только де нам тех товаров не купить, и нам де великих государей ясаку промышлять не на чем и помереть де нам голодною смертию» [153, с. 348; 58, т. 2, с. 99].
В Западной Сибири коренные жители также неоднократно заявляли, что не могут обойтись без русских товаров, особенно хлеба и тканей. В одной из челобитных ясачных людей Верхотурского уезда 1681 г. говорилось, что русские «преж сего нам, сиротам, верили в долг, нам хлеба и платья и всяких припасов давали, и теми запасы нас… на звериные и рыбные ловли поднимали» [147, с. 149].
Некоторые представители западносибирских народов (прежде всего татары) так втягивались в торговлю с русскими, что уже в XVII в. превратились в скупщиков-посредников при продаже как восточных, так и традиционных русских товаров [32, с. 134; 18, т. 3, ч. 2, с. 160].
В целом к концу XVII в. аборигены все чаще предпочитали собственному производству орудий труда и охоты более качественные и дешевые изделия русских мастеров [134, с. 124; 87, с. 144]. По мнению Ф. Г. Сафронова, в Сибири торговля имела «цивилизирующее значение для коренного населения» [126, с. 221].
Наконец, одним из важнейших последствий и проявлений протекавших за Уралом в XVII в. культурно-хозяйственных процессов явился переход ряда живших охотой, рыболовством и кочевым скотоводством этнических групп к земледелию, а также применение более совершенных агротехнических приемов теми народами, которые уже были знакомы с обработкой земли. Процесс этот, разумеется, нельзя представлять упрощенно: как к земледелию в целом, так и к интенсивному хлебопашеству сибирские народы нередко приходили через разорение своего традиционного хозяйства. Дело в том, что охотничье-промысловое и кочевое скотоводческое хозяйства требуют неизмеримо больших площадей, чем земледельческое. Лишенные в районах широкого сельскохозяйственного освоения части угодий из-за расселения русских и совпавшего по времени натиска кочевых племен (главным образом калмыков) с юга, а также вследствие оскудения «леших промыслов» сибирские аборигены вынуждены были приспосабливаться к новым условиям, перестраивая свою жизнь, и не могли обойти вниманием способы ведения хозяйства у переселенцев. Это имело далеко идущие и очень важные последствия даже для тех сибирских народов, которые занимались земледелием до контактов с русскими. Из подспорья к рыболовству, охоте или скотоводству земледелие превращалось у них в главную хозяйственную отрасль.
Коренное население стало заниматься хлебопашеством практически всюду, где тому не препятствовали природные или внешнеполитические условия. Значительно расширялся круг известных сибирским народам сельскохозяйственных культур, увеличивались размеры запашки: многие аборигены даже стали производить хлеб на продажу, перенимать у русских приемы не только земледелия, но и животноводства (стойловое содержание скота, техника сенокошения), значительно повышая тем самым свой жизненный уровень [150, с. 266–267; 148, с. 69; 58, т. 2, с. 287; 86, с. 170; 73, с. 79].
Представление о развитии хозяйства русского и коренного населения Сибири не будет полным, если хотя бы бегло не рассмотреть внешнеполитическую обстановку в главных районах земледельческой колонизации края. Сложность ситуации состояла в том, что наиболее благоприятная для сельскохозяйственного производства лесостепная зона оказалась рубежом, где феодальное Русское государство столкнулось с сопротивлением сильных объединений кочевых феодалов. На юге Западной Сибири русское и ясачное население с самого начала XVII в. жило под постоянной угрозой вторжения продвинувшихся далеко на север калмыков, часто объединявшихся с «кучумовичами», а позднее башкирских и казахских «воинских людей». В бассейне Енисея крайне напряженную обстановку создало встречное русским движение бурятских и особенно киргизских князцов, опиравшихся на монгольских алтын-ханов и джунгар. В этом регионе, как уже отмечалось, енисейские киргизы оказались наиболее ожесточенным противником «белого царя», усмотрев в нем соперника в эксплуатации мелких тюркоязычных племен лесостепной зоны Сибири, и на протяжении всего XVII в. наносили огромный ущерб как русскому, так и аборигенному населению.