Сибирская кровь

В самых старших классах появилось у меня еще одно увлечение – слушать вечерами «вражьи голоса» – передачи радио «Свобода» и «Голос Америки». Из них узнавал о любопытных текущих событиях, замалчиваемых в СССР. Однако не больше – тогда у меня никакого разочарования в коммунистической идеологии не возникло, я оставался уверенным в преимуществах социализма. Возможно из-за того, что делала свое дело тотальная советская пропаганда, и была у меня какая-то детская вера в слова, крестьянская наивность. Мол, столько у нашей страны великих достижений, столько героев и неустанная забота о человеке! А там, на Западе, люди прозябают. Понимание и твердое убеждение в пагубности коммунизма пришли позднее, когда начал сравнивать экономики социалистических и капиталистических государств, разбираться с законами их действия, узнал о массовых и кровавых ленинско-сталинских расправах над соотечественниками. А вот некоторая моя наивность в общечеловеческих отношениях так и осталась – многим верил и зря.

Вместе со мной иногда слушал те передачи и мой отец по привезенной им из командировки в Италию японской магнитоле Sanyo. А ее уже как магнитофонный кассетник, которых в те времена развитого социализма почти ни у кого не было, я периодически по возвращении с уроков выставлял в окно. И включал на всю громкость запись диска 1978 года ансамбля с Ямайки Boney M, навсегда ставшего любимым (того, что с песнями «Ночной полет на Венеру» и «Распутин»). Так я делился западной песенной культурой с проходящими мимо якутянами.

Где-то класса с четвертого была у меня мечта стать следователем. И когда перед окончанием школы я занялся выбором вуза, отец посоветовал поступать на юридический факультет военного института в Москве. Я немного поразмышлял и понял, что не потерплю подчиняться приказам в интеллектуальном процессе расследования. И с отказом идти в военные следователи мой интерес к этой профессии почему-то напрочь отпал. Зато вскоре появилось желание заняться международными финансами. И оно не было неожиданным.

Будучи восьмиклассником, я начал собирать иностранные монеты, и вначале мы с Олегом Вороновым даже организовали что-то вроде соревнования в таком коллекционировании – у кого больше наберется стран и поинтереснее экземпляры. Моя коллекция быстро пополнялась благодаря откуда-то проявившемуся у меня «купеческому» навыку – я менял красочные этикетки от жевательных резинок, что, по моей просьбе, привезла из туристической поездки в Японию мама, на монеты или почтовые марки. Моим знакомым ребятам нравились такие этикетки, мне же в них не виделось никакого смысла. Они с радостью получали свое, я – свое. А те марки я потом тоже обменивал на монеты в городском клубе филателистов. Еще, решив собирать и российские монеты, отдал за них несколько книг из домашней библиотеки, но те, что, на мой взгляд, были семье малоинтересны (в основном из давно прочитанной серии «Жизнь замечательных людей»). Однако посчитал такое справедливым, ведь прежде я внес собственный вклад в пополнение библиотеки, когда собирал и сдавал макулатуру за талоны на дефицитные тогда книги.

Помню, к примеру, стоял у нас на полке объемный томик о художнике Василии Сурикове «Дар бесценный», к которому давно никто не прикасался. А пришедший ко мне в гости одноклассник Саша Китаев, буквально бредивший живописью, уговорил меня отдать ему эту книгу в обмен на монеты. И «отвалил» их с десяток, среди которых были и царские серебряные рубли, и дирхам арабского Халифата чуть ли не XI века, и медные сибирские монеты Екатерины II. Кто бы мог устоять? Потом одну сибирскую я поменял штук на двадцать сказочных по красоте монет экзотических стран и сразу же стал недосягаем в нашем с Олегом Вороновым соревновании. Мама немного меня пожурила за потерю книги, но, видя мою гордость от пополнения коллекции, простила.

Может, моя тогдашняя страсть к взаимовыгодному обмену была отголоском из прошлого – от купеческого ремесла моих дальних предков. Отчего-то она ярко проявилась, когда я жил в непосредственной близости к башне Якутского острога, откуда они, вероятно, свое ремесло начинали.

Так вот, первые навыки обмена и коллекционирования иностранных монет подготовили естественную почву для моего окончательного выбора профессии. Благодаря золотой медали я сдал в самом начале августа 1979 года только один экзамен – сильно нелюбимый мною английский язык – и стал студентом факультета «Международных экономических отношений» Московского финансового института. На такой престижный факультет я бы без моего отца не поступил, хотя бы потому, что на него принимали исключительно москвичей и иностранцев. Но решение об отцовском переводе в столицу оказалось уже принятым, и временное отсутствие прописки в Москве помехи не составило.