Сибирская кровь

Моими сокурсниками были несколько представителей европейских стран «народной демократии» и около пятидесяти выпускников московских школ. В плеяде ярких талантливых личностей – Александр Афанасьев, впоследствии возглавивший акционерное общество «Московская Биржа». Именно с его подачи родилось короткое, но емкое название настоящей книги.

Малогабаритную квартиру на улице Приорова[432], что, по символическому совпадению, оказалась недалеко от кинотеатра под названием «Байкал» и ближайшая дорога к нему вела через лес (Тимирязевский[433] парк), моему отцу выделили только весной 1980 года. Поэтому весь первый курс я жил в студенческом общежитии на улице Галушкина. Это было вновь построенное для Московской олимпиады шестнадцатиэтажное здание с комфортабельными блоками, разделенными на две комнаты для размещения по два или три студента. Я оказался в одном блоке с лаосцем Бунлапом Пхетчампой, краснодарцем Александром Реутским и мингрелом из Тбилиси Романом Кортавой. С Романом, потомственным банкиром и безупречно благородным человеком, и его женой еще с первого курса Риммой я дружу до сих пор.

Не буду подробно останавливаться на общежитских событиях, скажу лишь, что мои сокурсники-москвичи многое потеряли, не вкусив их своеобразия. Но они часто проходили ко мне в гости или записывались у вахтеров на мою комнату, а сами «зависали» на других этажах.

Часто я «подкалывал» товарищей по общежитию и однокурсников своим паспортом, а он был толще обычного, потому что содержал несколько дополнительных страниц на якутском языке. В том числе о национальности со вписанным от руки словом «нуучча»[434] – русский. Но я шутил, что у меня такая редкая национальность, и многие верили.

Моя студенческая жизнь была полна, однако, каюсь, не хождениями на лекции. И все потому, что уже на первом курсе мне по чистой случайности повезло заняться общественной работой при комитете комсомола института. В составе его организационно-массовой комиссии под руководством аспиранта Андрея Казьмина[435] я большей частью печатал характеристики, планы, отчеты, протоколы комитетовских заседаний и, что очень важно, был в самой гуще институтско-комсомольских событий. К тому же впервые оказался в привилегированном положении – с нашего факультета иногда выгоняли всего лишь за две пары часов отсутствия на лекциях по неуважительной причине, а я как бы всегда находился при деле и отсутствовал, когда хотел, то есть почти всегда. Посещал лекции обычно лишь, если надо было подготовиться на них к семинарам по английскому языку или поиграть с сокурсниками в «длинные» крестики-нолики. Иначе зря терял бы время: запоминать лекции – для меня занятие мало благодарное, а быстро их конспектировать с последующим пониманием написанного я никогда не умел в силу своего неразборчивого подчерка. Перед экзаменами же всегда можно было почитать конспекты товарищей из параллельной группы, с которыми такие экзамены по одинаковому предмету разводились по датам, и обычно я их брал у Алексея Трофимова. Ну и, конечно, писал шпаргалки. И были они лично мною разработанной еще перед школьными экзаменами конструкции – простой, но хитрой: те шпаргалки можно было доставать и читать, ничуть не разоблачаясь перед экзаменатором, даже если тот экзаменатор сидел или стоял прямо напротив. Впрочем, как то обычно бывает, если пишешь шпаргалки непосредственно перед экзаменом, хорошо запоминаешь темы, и использовать шпаргалки не возникает особой нужды.

Игнорирование лекций успеваемости совсем не мешала, скорее – наоборот. Если после самого первого семестра, когда я эти лекции еще посещал, мои экзамены сдавались плоховато, даже с одной «тройкой», то почти все последующие на отлично с назначением повышенной на десять рублей стипендии. Правда, до красного диплома чуточку не дотянул – из двадцати трех предметов получил семнадцать «пятерок», а надо было на одну больше. Однако, если золотая медаль давала льготы при поступлении в вузы, то красный диплом – никаких. Вот и бог с ним!

На третьем и четвертом курсах меня, по рекомендации Андрея Казьмина и тогдашнего секретаря комитета ВЛКСМ института Александра Арсенова, избирали уже в состав этого комитета, отвечающим сначала за организационно-массовую работу, затем – за идеологический сектор. Впрочем, вся идеология в моем ведении сводилась тогда к проведению ежегодных общественно-политических аттестаций студентов. Они должны были знать основные политические события, имена членов Политбюро ЦК КПСС и руководителей ведущих зарубежных компартий. Кто что-то не помнил, помнил другое, и аттестацию всегда проходил. И еще я тогда впервые занялся чем-то вроде журналистики, став во главе штаба «Комсомольского прожектора»: писал в настенную газету сатирические заметки о студентах-прогульщиках и курильщиках.