Сибирская сага. Афанасий Бейтон

– А кто она тебе, Иван Васильевич? – спросил Бейтон.

– Тут и не знаю, как сказать. Ты, иноземец, не поймешь. Ну да попробую. Был у меня родич дальний, моему забору двоюродный плетень. Родич – дальний, а друг – близкий. Росли вместе. Тоже из Бутурлиных был. Хозяйство у них было худое. Вотчина – пара деревенек малых под Москвой. Да не о том я. Словом, стали мы вместе царскую службу служить. Женились в одно время. Моя красавица сыновей родила, Петра да Бориса. А его – дочку. Да теми родами и померла. Мыкались они тяжко.

Я дочку к себе и забрал, как в девицы вышла. Думал, в Москве ее легче замуж выдать. А по позу тому году направил меня государь воеводой. Я Андрея, отца Арины, с собой взял. Был он сыном боярским. Чин невелик, но доблестный был воин, человек честный. Службу вместе правили. А тут мор на людей напал. Чернели люди, язвы у них страшные вскрывались, да умирали, как мухи по осени. Я что мог, конечно, делал. Да что тут сделаешь, когда Господь такую кару посылает? Вот и отец Аринки там помер от той язвы. Осталась она круглой сиротой. У меня и растет.

– Грустная история, – проговорил Бейтон. – В Европе эту болезнь зовут «черная смерть», чума. Целые города от нее вымирают.

– Да, веселого здесь мало. Только на судьбу роптать нам не след. Найду ей жениха, дам приданое. Так и проживет не хуже других. Не захочет – неволить не буду. Будет христова невеста. А пока пусть мне помогает. Верно, Бейтон?

– Да, конечно, Иван Васильевич. Вам виднее.

Почему-то слова о женихе были капитану неприятны. Он и сам удивился. Ему-то что за дело? А тем не менее было неприятно. Впрочем, времени это обдумать у него будет более чем достаточно. Пока же поезд подходил к Коломне.

* * *

Возок медленно двигался по заснеженной дороге, слегка покачиваясь, навевая сон. В небольшое, почти непрозрачное оконце, покрытое морозными узорами, уже давно ничего невозможно было разглядеть. В возке ехали, по зимнему времени укутанные в теплые шубы, две женщины: пожилая дородная ключница и совсем еще юная девушка, воспитанница воеводы Арина. Ключница спала, негромко выводя носом тоскливую трель. Дыханием и озябшими ладошками девушка пыталась отогреть хоть кусочек окошка в возке, чтобы разглядеть мир снаружи. Мысли плелись в такт медленному колыханию возка – ленивые, невеселые.

Как-то в жизни все неладно выходит. Матушку Господь прибрал, когда меня рожала. Отмучилась, бедная. Сейчас, наверное, в райском саду гуляет, на дочь свою непутевую сверху смотрит. И замуж пора, а не берет никто. Видно, статью и нравом не вышла. Как есть, не вышла. С младых лет была непутевой, балованной – тогда еще, когда в батюшкиной деревне при мамках бегала. А и хорошо там было, особенно летом. Работы в деревне много, за девчушкой особо никто и не смотрел. Убежишь в лес, да и гуляешь до вечерней зорьки. Про лихих людей или, спаси Бог, волков или вурдалаков даже в голову не шло. Все встречные были друзьями. Любили и жалели сиротинушку.

А сиротинушка и рада. Ягоды собирала, цветы лесные. Как-то в избушку зашла к тетке Устинье, которую в деревне ведьмой звали. Избушка стояла на отшибе, но тропинка к ней вела хоженая. Хоть и звали крестьяне хозяйку ведьмой, а со всякой бедой к ней бежали. Сам ли захворает, хозяйка ли заболеет, дети или скотина – сразу к ней. Зашла и Арина. Не с бедой. Так просто. Тетка встретила приветливо. Налила ей ягодного настоя, про все травки в лесу рассказала. Какая хворь снимает, какая сил добавляет, а какой и убить можно.

Арина потом часто к ней захаживала. Пригреется возле печки и слушает мудрую бабку. Особенно нравилось Арине слушать истории (бабка говорила «байки») про чудесные страны, про чародеев, что воруют красавиц, про благородных воинов, что этих красавиц спасают. Голос у тетки Устиньи был ровный, спокойный, как жужжание веретена в зимний вечер. Любила Арина сидеть над речкой, смотреть на воду, мечтать о прекрасном рыцаре из книжек, что ей заезжий учитель читал. Приедет он, молодой, красивый на коне, бросится в ноги и скажет: Будь, Аринушка, моей навеки! И поедут они с ним в дальние диковинные страны.