Только обманула жизнь, не сбылись детские мечты. Батюшка все время в походах, да государевых делах. Приедет на день, обнимет ее, прижмет к холодному, с дороги, тегиляю, подарит сладких пряников и смешных деревянных человечков да и уедет поутру. Арина те пряники не ела. Хранила их, как память о батюшке. Любила его очень. А как стала в ней женская стать пробиваться, батюшка перевез ее в Москву, в дом к Ивану Васильевичу, их родственнику и своему другу. Дом у родственника был большой, богатый. Только в том доме воля ее и кончилась. Не то, чтобы жила она при чужих людях, в черном теле. Матушка-хозяйка, супруга Ивана Васильевича, относилась к ней не хуже, чем к родной дочери, тоже жалела. Однако держала в строгости. Доставалось Арине и за неуместную для девицы походку, за смех, за любую деревенскую вольность. Учила ее походке лебединой, взгляду скромному, как с каким человеком себя вести. До тех пор девушка, выросшая в сельском приволье, и не знала, какая это сложная наука. А как румяна накладывать или лицо белить, чтобы красу подчеркнуть, Арина и до сей поры не научилась.
Старалась она помогать по дому, но выходило все как-то не по-людски: то кувшин разобьет, то за верченым мясом не уследит. Матушка ее не ругала, только губы поджимала и смотрела строго и с укоризной. Арина очень боялась такого взгляда. Ночью плакала в подушку, но понимала, что права матушка. Неуклюжая она, никчемная. Сестрица-то вон как ловко все в хозяйстве делает… А потом и батюшки не стало; сгинул он от мора страшного. Арина прорыдала неделю. Да только слезами батюшку не вернешь. Стала жить дальше. Ивана Васильевича стала звать батюшкой; он сам позволил. И теперь не бросил сироту, с собой взял. А перед отъездом оно и случилось.
До сих пор, как вспомнит – щеки в жар бросает со стыда и… еще от чего-то непонятного, но сладкого до дрожи. Ворвалась она тогда в батюшкину светлицу – послышалось ей, что зовет он ее. А там и сидит ее рыцарь. Молодой, красивый он, как на картинке в старой книжке. Только вместо лат на нем был военный кафтан и сабля на поясе. Но с ними он еще лучше смотрелся. Улыбнулся ей рыцарь. Ласково так. Как батюшка родной, Андрей Иванович, когда-то улыбался. Чуть-чуть по-другому. Будто с какой-то искрой, с тайной, только им двоим понятной. Она и пропала.
Возок, мерно покачиваясь, тащился по дороге, нагоняя тяжелый дорожный сон. Сколько еще ехать? Поскорее бы ночевка. Хоть ноги размять. Хорошо дядьке Кондрату, снует туда-сюда. Ох, грехи наши… Сон, наконец, сморил девушку, когда вдалеке показалась Коломна.
Прежде Коломна была важной крепостью на пути набегов татар или литвинов, Москву прикрывала. Потому и горела часто. Городская цитадель, чем-то напоминающая московский Кремль, была мощной, каменной. Серьезные укрепления. Но сейчас угроза ослабела, и Коломна из крепости все больше превращалась в торговый город на Оке близ Волги. С севера, из Архангельска, шли вниз по реке свинец, медь, английское сукно. Снизу поднимались расшивы и струги с пряностями, осетрами, шелком и прочими восточными товарами. Торговали и продуктами русских промыслов. Через Коломну ехали в Москву посольские и торговые гости из Европы. Конечно, с Нижним Новгородом и Ярославлем Коломне соперничать было сложно, но город был богатый: больше семисот дворов, каменные церкви, воеводские палаты, торговые ряды.
Бутурлин со своими домочадцами и слугами остановился на воеводском дворе. Иноземцам отвели дома для постоя в городе, близ цитадели. Остальные расположились, как вышло. Бейтон впервые оказался в русском доме. Было интересно. Дом оказался сложен из отдельных изб, соединенных переходами. Во дворе – все необходимые строения: от амбаров и конюшни до нужного сарая. Все чисто прибрано. Женщины живут отдельно, в своей части дома, и без необходимости на глаза не показываются. Впрочем, как показалось Альфреду, женская власть в доме – совсем не пустой звук. Кладовые и амбары, порядок в доме и встреча с родней – все это были женские заботы. Дом строился в два этажа. Нижний этаж назывался подклет. Здесь размещалась поварня, погреба, хранились товары хозяина или его клиентов. На втором этаже были жилые комнаты, по числу окон делившиеся на горницы и светлицы. На второй этаж вело крыльцо с лестницей.
Капитан обратил внимание и на обилие икон, частые молитвы. Причем, все серьезно – не просто механическое исполнение ритуала. Обязательно было и посещение церкви по воскресеньям. Сам Бейтон безбожником, конечно, не был, но вопросы веры всегда были где-то на окраине его жизни. Впрочем, в беседах с Отто проскользнуло, что дело не только в вере. Здесь просто ритуал более значим. Большая страна, очень разные люди. Чтобы это соединить, и нужны общие ритуалы. Ладно, это не самое главное. Как-нибудь, если будет досуг, он об этом подумает.