Сибирская сага. История семьи

Мама ушла. Играть в догонялки и прыгать не хотелось. Мы сели на ковер под столом в центре большой комнаты. Стол был накрыт толстой белой скатертью с выпуклыми белыми розами. А ведь я сама видела раньше — на клумбе розы были красные и розовые. Накануне в маминой шкатулке для рукоделия я заметила красивый розовый карандаш, который назывался «химический». Я встала и подошла к столику, Маркиз поплелся за мной. На столике стояла шкатулка — тоже очень красивая, покрытая мелкими ракушками и с золотым замочком, который открывался без ключа. Я дотянулась до шкатулки, подтащила к краю столика, открыла, засунула руку внутрь, нащупала карандаш и достала его. Подпрыгивая от радости, сказала Маркизу:

— Мы с тобой сделаем маме подарок.

Маркиз одобрил мою затею веселым лаем.

Мы снова уселись на ковер. Я послюнила карандаш, так как сухой он не хотел красить, и начала раскрашивать розы на белой скатерти. Маркиз наблюдал за этим молча, иногда вопросительно поглядывал на меня, смешно наклоняя голову. Мне это не нравилось. Я недовольно спрашивала его:

— Ты что, не понимаешь? Это же красиво!

Он неуверенно вилял хвостом и молчал. Когда я дошла до середины скатерти, раздались шаги на лестнице — возвращалась мама. Я огорчилась, что не успела раскрасить все. Вошла мама, я кинулась к ней и радостно сообщила:

— Мы с Маркизом сделали подарок!

Правда, Маркиза со мной рядом уже не было. Он, опустив голову, попятился и быстро скрылся под маминой кроватью. Мама, не раздеваясь, поставила на пол сумку с продуктами и странно посмотрела на меня, не говоря ни слова. Вид у нее был совсем не радостный. Я попыталась еще раз обрадовать ее:

— Смотри же, как красиво!

Мама грозно сдвинула брови, а Маркиз виновато заскулил под кроватью. Я совсем обиделась на них обоих, а мама молча сняла пальто, сдернула скатерть со стола и бросила в корзину для грязного белья. Так же молча разгрузила сумку. На мои претензии, что я так старалась сделать подарок, а он ей почему-то не понравился, она не обратила никакого внимания.

Я обиделась еще сильнее, забилась в угол и стала тихо плакать. Маркиз все еще скулил под кроватью. Ему было меня совсем не жалко. Я горько думала, что меня никто не любит, и Маркиз тоже, а я считала его другом! «Не выйду из этого угла, пока папа не придет с работы. Я ему все расскажу, и про Маркиза тоже», — думала я. Наконец Маркиз тихо подполз ко мне, стал лизать руку, а потом лицо, залитое слезами. Мама тоже вспомнила обо мне. Она подошла к нам, села на корточки и сказала Маркизу:

— Ты почему разрешил ей безобразничать? Зачем так портить красивую вещь?

Маркиз виновато прятал глаза, часто переступал лапками, а хвостик поджал так, что его не было видно вовсе. Всегда веселая, улыбчивая мордашка была такой серьезной, растерянной, озабоченной, что маме стало жаль собачку. Но особенное зрелище представляла собой я! Все лицо перемазано красным карандашом. Рот, как у клоуна, до самых ушей. Из углов рта на голубое платьице текли красные потеки. Руки оставляли след на всем, к чему прикасались. Мама, глядя на все это, засмеялась. Играть дальше роль сердитой и строгой больше не было сил. Она схватила меня на руки, стала целовать и кружиться со мной по комнате. Маркиз был озадачен и некоторое время боязливо смотрел на нас с мамой, сидя у стенки в углу, а когда понял, что гроза миновала, залился громким лаем и тоже стал кружиться, гоняясь за своим хвостиком.

Вечером, когда пришел папа, в доме царили мир и покой, а «следы преступления» были скрыты. Ребенок веселый и чистенький, собачка радостная и ласковая. Правда, скатерти на столе не оказалось. Все же мама рассказала папе, какой «подарок» я ей сделала. Измазанную мной белую скатерть отнесли в красильную мастерскую, там скатерть покрасили в бордовый цвет, и она долго еще служила нам. А Маркиз оставался моим любимым и верным другом детства до самой войны. Потом он куда-то исчез. Должно быть, погиб — или просто убежал, хотя это маловероятно. Я долго ждала, что Маркиз наконец вернется ко мне. Но он так и не вернулся.

Токмак

У моего папы был отпуск в июне. Мы поехали к бабушке Лине в Киргизию, в город Токмак, где жила их большая семья. Отправились поездом. Мне все было очень интересно — я впервые ехала на поезде. Там было много отпускников, все с семьями. В вагоне было много детей. Собирались в коридоре, кто-нибудь из старших организовывал игры, так что ни проводникам, ни взрослым спокойно пройти было невозможно, мы носились по коридору без устали. Тихо было только во время обеда и ужина, когда мы спали, и то по своим купе нас загоняли с большим трудом. На крупных станциях мы выходили гулять по перрону с папой и мамой. Там стояло много ларьков, где продавали газеты, книжки, всякие сладости. А еще бабушки торговали фруктами, овощами, вареной картошкой, всякими булочками, пирожками, кренделями. Все так интересно и так вкусно! Бабушки и тетеньки уговаривали папу и маму и всех других, кто гулял по перрону, купить их товар. А я весело кричала и смеялась — так мне это нравилось.