Читаем Сибирская тетрадь полностью

141) Ты говори тому, кто не знавал Фому, а я брат ему.

142) А я тебя и бивал, да не хвастаю.

143) «Которой губернии?» — «Да у нас не губерния, а уезд. А ездил-то брат, а я дома сидел, так не знаю».

144) Нет ничего! пуля!

145) Наш брат Савка. Со всем Максим, и шапка с ним.

146) А наш Максим, и шапка с ним, совсем готов!

147) Ишь, надулся, как мышь на крупу.

148) А в поле четыре воли!

149) «А в котором году?» — «Да в сорок не в нашем, братец. Ну, так вот» и т. д.

150) «Здорово, ребята!» — «Курские, ваше благородие». — «Что! которой губернии?» — «Женатые, ваше благородие». — «И дети есть?» — «Есть двое, у меня трое, у меня семеро!» — «Что ж, вам небось жаль детей-то?» — «Чуден ты человек, ваше благородие! Как же своего родного детища не жаль будет».

151) Избави, господи, от врага и супостата и от инвалидного солдата.

152) Стоеросовый (стоя, прямо растет).

153) «Что ты так оболокся?» — «А что, братан Петрович, сиверко на дворе, прозяб!»

154) Прежде Ваня огороды копал, а нынче Ваня в воеводы попал.

155) Дола лаптем щи хлебал, а здесь чай узнал.

156) Эй вы! Маркобруновы дворяна!

157) Сдал я ему книги и колокола и все церковные дола.

158) Я смотрю на него, как черт на попа.

159) «Да дашь того?» — «Да дам, дам!» — «Да нет, ты знаешь чего? Того, чего мыши не едят».

160) А что, любишь? На-ко-ся, берешь!

161) Он вина не пьет, с воды пьян живет.

162) Да нынче пасха на апрель живет.

163) Хоть без ребрушка ходить, да солдатика любить.

164) Хорош, как дедушка из-под 9-й сваи.

165) Да тот бог, что мельницы ломает.

166) Я с вами рада часы делить, только при вне как-то совести не соберу.

167) Трека, чеква, пятитка, полняк.

168) Тот бог, другой бог, а Маланьин больше!

169) Умел людей резать, теперь ломай зеленую улицу, поверяй ряды.

170) Огня добыть. Я из него огня добывал.

171) Любил кататься, люби и саночки возить.

172) Поводырь был, гаргосов водил, у них голыши таскал.

173) Режь (хлеб) со лба (перекрестясь).

174) Мужик — медвежья пятка.

175) На грош, что ли, аль на два? Ну, режь на два, пускай люди завидуют.

176) А уж известно, кто празднику рад, тот спозаранку пьян.

177) Так не отдашь денег? Эй, на том свете сам придешь отдавать — не возьму.

178) От меня работа не заплачет.

179) «Ну, батюшка, как поживаете?» — «Э, батюшка, день да ночь, сутки прочь, как у вас?»

180) «А вы то есть как изволите быть, без доку́мента?» — «Нет-с, я по доку́менту». — «Так-с! А смею вас спросить, вот мы подкутили да и деньжонками-то не разжились, полштофика благоволите нам!» — «С моим полным удовольствием».

181) Ну, разжился я тут у жида на двести рублей.

182) Такий дурный, як сало без хлиба, и мудреный, как бублик, — ни конца, ни начала.

183) Я ему бачу — ни! А вин, бисов сын, всё пишет, всё пишет! Ну, бачу соби, да щоб ты сдох, а я б подывився! А вин всё пишет, всё пишет; да як писне! Тут пропала моя головушка!

184) Инвалидная крыса, Инвалид Петрович. Невалид.

185) Бисова дытина! Чего воно за мной ходит!

186) А что вы думали, что я вам теплоух дался, ничего не вижу.

187) Не понял! Нет, брат, всё понял! Ты, брат, за дугу, а я уж в телеге сижу.

188) Не ходи в карантин, не пей шпунтов, не играй на белендрясе.

189) Две лени вошли в сад. Легла одна лень под яблонькой. «Ах, какие, говорит, славные яблочки; вот кабы сорвалось да мне в рот». А другая лень: «Экая ты лень, лень! Как тебе говорить-то не лень?»

190) Двоедан, большие кресты, крыжаки.

191) А я всё на печи сидел, на дворянской вакансии.

192) При милости на кухне.

193) Да что вы, сударь, ихним дурачествам подражать изволите?

194) А я, сударь, ничем не заимствуюсь, винишка не пью, сами знаете. Плохое дело, коли чем заимствуется человек.

195) Бледный, как пятак медный.

196) «Здравствуй!» — «Ну, здравствуй, коли не шутишь».

197) Пе мой конь, не мой воз. Кто в деле, тот и в ответе.

198) Ты, брат, меня не знал? Я, брат, Кольцов, не найти концов.

199) Ну, коли я неправду сказал, щоб ты сдох.

200) Ну, здорово были! (Здорово ночевали!)

201) Ну, моя пусть рябая, нехорошая, зато у ней сколько одежи.

202) (Жид). Ты меня ударишь об пол один раз, а я тебя десять.

203) Вытащили мы жидов у телегу.

А вот тут, братцы, заседатель ездит.

204) Меня можно, а заседателя не смеешь.

205) Смотрим, идут две суфлеры.

206) Ишь, совести нет, глаза-то не свои, заемные; ну, поври еще!

207) (И он повесил нос, как старый воробей, которого провели на мякине.)

208) Начал, брат, он меня обувать.

209) Задал столько, что в два ста не складешь.

210) Сено-то в сапогах ходит.

211) Да ты чего на меня! Я тебе столько посредственников приведу.

212) Ну, тут и моя копеечка умылась.

213) Из-под девятой сваи, где Антипка беспятый живет.

214) Салфет вашей милости.

215) Круглолица, белолица, Распевает, как синица, Милая моя!Она в платьице атласном, Гарнитуровом прекрасном,Очень хороша!Погодя того немножкоБез меня меня женили

216) Да, ты, брат, толсто знаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное