Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

«Появившееся известие о «переходе» атамана Анненкова к большевикам, естественно, вызвало немало толков среди белых русских. Но, как теперь выясняется, совершенно ошеломляющее действие оказало это известие на партизан атамана Анненкова, находящихся в Шанхае. Никто не мог поверить правдоподобности его.

Анненков и большевики?

Умы всех знавших его никак не могли совместить эти два совершенно противоположных элемента. Для партизан атаман неизбежно ассоциировался с представлением о непримиримости к большевикам и, мало того, с понятием необходимости борьбы с ними. Человек, до самого последнего времени сохранивший чувство ненависти и брезгливости к власти убийц, грабителей и палачей русского народа. Таким он был, таким и остался. И понятны недоумение и растерянность при вести «о раскаянии атамана Анненкова».

Перед каждым встал вопрос: как могло это случиться: Анненков не только в стане своих врагов, но и своих партизан зовёт туда же! И, может, не у одного в душу заползла предательская мысль: не пора ли пересмотреть свои позиции по отношению к советской власти, не ведётся ли там действительно творческая работа по воссозданию могущества России, не строят ли большевики, вопреки своему учению — вынужденные жизнью — национальную Россию, обновлённую и возрождённую новыми идеями, новыми порывами творчества?

Многие партизаны не станут отрицать, что большое смущение внесли в их души как самый факт «раскаяния» атамана Анненкова, так и его призыв возвращаться на Родину.

Целью настоящей статьи является стремление рассеять это смущение, помочь сделать правильные выводы из факта нахождения Анненкова в стане большевиков и его обращения.

Первое утверждение: атаман Борис Владимирович Анненков к большевикам не перешёл. Он был насильно сдан красным ставленником маршала Фын Юйсяна — начальником его штаба — генерал-губернатором провинции Кансу[334], где атаман проживал последнее время.

Краткая история этого такова. После трёхлетнего заключения в тюрьме в Урумчи (китайский Туркестан, провинция Синьцзян) Анненков переехал в соседнюю провинцию Кансу. Здесь он приобретает большие симпатии у генерал-губернатора, с которым заключает договор об улучшении породы лошадей. Всем известна прекрасная конюшня атамана Анненкова, которую ему удалось сохранить. Решив одновременно заняться и земледелием, Анненков выехал с этой целью к Тибету и обосновался в 100 милях от Ланьчжоу-фу. Всё шло хорошо, пока провинция Кансу не стала подвластной маршалу Фын Юйсяну, который сразу назначил своего начальника штаба генерал-губернатором. Под влиянием директив советских частей в Китае и в Монголии, Фын приказал в декабре 1925 года арестовать Анненкова, предварительно предложив ему перейти к красным, на что атаман, по словам русских офицеров, ответил:

— Лучше расстреляйте меня здесь!

В дальнейшем сведения о насилии, произведённом над атаманом Анненковым, подтвердились, и его друзья в Шанхае обратились к Комиссару по иностранным делам с просьбой содействовать освобождению атамана. От проживающего в Ланьчжоу-фу друга Анненкова 27 апреля с.г. было получено письмо, где он пишет, что атаман и его бывший начальник штаба Денисов по-прежнему находятся в тюрьме и их принуждают ехать на «свидание» в Баоту — пункт на пути расположение красных войск.

Совесть партизан может быть спокойна. Атаман Анненков не перешёл к красным — над ним совершено насилие. Это обычный приём советской власти: как всегда в таких случаях, красные заставили его писать то, чему он сам, конечно, не верит. Здесь были какие-то трагически исключительные обстоятельства, остающиеся для нас пока тайной. В своих обращениях атаман взывает к чувству долга перед Родиной, любви к ней и т.д. Слишком часто у него повторяется «Родина».

Но какая же родина может быть у интернационалистов? Они так много поработали над тем, чтобы вытравить понятие о родине, чтобы атаман, будучи умным человеком, не понимал, какую цену мы придадим его словам о родине при существовании советской власти.

Дальше Анненков пишет, что советская власть «проводит работу». Где же атаман увидел эту «строительную работу»? В тюрьме Ланьчжоу-фу или в монгольском штабе красных? Слышим, атаман, понимаем тебя, но «строительной работе» красных не верим.

Какое же мы должны иметь отношение к «раскаянию» атамана Анненкова? Только одно. От всей души выразим ему наше сочувствие и пожелаем ему поскорее освободиться от нравственных мук, происходящих от роковой, может быть, необходимости подписываться под тем, против чего восстаёт и возмущается душа. Атамана Анненкова нет среди партизан. Но славные традиции, сильный дух и непреклонная воля к борьбе с врагами Родины большевиками, вдохновлённые атаманом Анненковым, останутся, а характер его писем ещё больше укрепит партизан в этой воле»[335].