Сибирские перекрестки

И она действительно накинулась на него с кулачками. Бабка была маленькая ростом, чуть не вполовину меньше деда, сухонькая и еще опрятная телом старушка. Деда она, вообще говоря, не боялась, а только делала вид, что его суровые взгляды внушают ей какой-то страх перед ним. Однако делала это для того, чтобы поддерживать авторитет деда в семье, как это было в пору их молодости, чтобы воспитывать детей, а потом, с возрастом, стало уже привычкой. И только в такие вот моменты можно было понять, кто же на самом деле был главой в доме. В такие минуты бабка набрасывалась на деда с кулачками, разом разрушая весь его дутый авторитет. Он же обычно посмеивался, выставлял вперед руки, не давая бабке приблизиться вплотную, и она вгорячах вымешивала свою злость на его сильных, жилистых руках. За всю их долгую совместную жизнь, несмотря на частые нападки бабки, дед никогда, ни разу не поднял на нее руку да и редко повышал голос. Должно быть, бабка в юности была маленькой стройной девушкой, физически слабой, однако неробкой. Удивительно, но эту девичью стройность она сохранила до самой старости, до сих пор была легка, подвижна, как все остро чувствующие люди. И, может быть, из-за этого до сих пор нравилась деду, который когда-то в юности, пленившись ее стройностью и слабостью, взял ее под свою защиту, под свое крыло, загородив от нападок жизни, с удовольствием получая за это от нее иногда тумаки, сродни тем, которые невзначай перепадают матери от расшалившихся детей.

Дед перестал смеяться, снова стал серьезным, повернул к себе спиной Акимку, осмотрел рану.

– А ну, мать, принеси сало да тряпку чисту! – приказал он бабке. – Да поживей, а то внучек твой еще помрет! – ехидно, с подначкой добавил он.

Бабка, что-то пробурчав в его адрес, быстро заспешила в избу и вскоре вернулась, неся чистую белую холщовую рубаху деда.

– Ты что принесла-то, старуха?! – воскликнул дед. – Глаз нет, что ли? Это же моя похоронная одежа! Исподняя!..

– Вижу, вижу, что одежа! Да боле ничего нет!

– Как нет – поищи!..

– Искала, нет, те говорю! Че, те рубаху жалко, а внучка нет? Помрет ведь! А тебе рано! Скоко еще жить да жить! Десяток рубах скопишь!.. Это я вперед помру, с таким, как ты! Вот похоронишь, будешь знать, как одному-то жить!..

От этой перепалки деда с бабкой Акимка перестал плакать и с интересом стал прислушиваться. Они, живя здесь, уже узнали слабость бабки: грозить деду, что она умрет и оставит его одного, и знали, что это была просто угроза, так как и бабка и дед были отменного здоровья и, по-видимому, им было суждено прожить еще долгую жизнь.

Слушая бабку с дедом, Акимка не выдержал и расплылся улыбкой.

– Ну вот, ты погляди на него! – показал дед на Акимку и рассмеялся. – Помират твой внучек!..

Акимка, сообразив, что попался, снова принял жалостливый вид, стараясь выдавить из себя слезы. Но теперь никто ему уже не верил, даже сердобольная бабка успокоилась и перестала шуметь на деда.

* * *

В середине августа пришло письмо от Никифора. Сама Алена не умела ни читать, ни писать, дед с бабкой тоже. Поэтому письмо отдали Акимке, единственному грамотному, оказавшемуся в их избе. Однако Акимка, повертев и помусолив листок бумаги, мелко исписанный карандашом, разобрал всего несколько слов.

– Ну, что ты, читать-то не можешь! – осерчала на него Алена. – Какой год уже в школе, а все без толку! По-писаному не можешь!..

– А что отец так пишет, – заканючил Акимка. – Я могу только по-печатному, а тут закорючки…

– Где он тебе по-печатному возьмет! Что ты мелешь, балбес! И в школе отметки плохие! Вот выгонят – останешься неучем!

– Ладно, ладно, тише ты, тише! – вступился за внука дед. – Он еще маленький, успеет, выучится… Как и рыбачить тоже. Не так ли, Акимка? – прищурившись, с усмешкой произнес дед, глянув на внука.

Акимка, не поняв иронию деда, ухватился за его помощь:

– Конечно, деда прав! Вот вырасту – тогда учиться буду!

– Тогда будет поздно, – пробурчала сердито Алена, вспомнив свою судьбу, которая не дала ей возможности выучиться в юности, а теперь уже не было ни сил, ни времени – камнем давила семья, заботы.

Забрав письмо у Акимки, она пошла искать грамотея по соседям.

Письмо ей прочитали. Вернулась она домой повеселевшая, радостная.

– Ну, как там Никифорушка? – нетерпеливо спросила бабка сноху, увидев ее сияющее лицо.

– Все хорошо! Переехал он, в бараке комнату дали! – возбужденно заговорила Алена. – Пишет, что большая, два окна, сухо! Правда, клопы и тараканы, но тепло и светло. Вот радость-то ребятишкам! Они же там, в землянке, мокриц боялись ужас как!.. Да и к работе теперь близко, почти рядом! И детский садик тоже близко! Я же намаялась с ними, – кинула она взгляд на малышей, во все глаза смотревших ей в рот, слушая вести от отца.