От этой неожиданности она всхлипнула и заплакала.
– Что ты плачешь-то? – рассмеялся фельдшер, расплывшись доброй улыбкой. – Вот бабы: горе – плачут, радость – тоже!
– Да, да, доктор, радость у меня! – выдавила сквозь слезы Алена. – Сын заговорил! Немой он у меня был! Все лето не сказал ни словечка, а вот сейчас, поди ты…
Фельдшер внимательно посмотрел на Симку, затем на Алену. Та рассказала ему все. Выслушав, фельдшер только покачал головой.
– Да-а, бывает в жизни, еще не то бывает! Вот она какая – и познать сложно, что и почему. Однако хорошо, что он стукнулся! – вдруг весело рассмеялся он. – Снова человеком стал! Так что ты почаще его стукай! – пошутил он. – Как видишь, это ему на пользу!..
До Кемерово добрались на следующий день. Новый их адрес Алена знала на память. Приехали поздно вечером, когда Никифор вернулся с работы домой. В комнате барака, обставленной кое-как, по-холостяцки, поднялся шум, гам, беготня пацанов, которые, как котята, осматривали и осваивали все углы. С приездом домой для Симки и Гошки кончились радостные летние дни. Их ждал детсад, правда, другой, в нем не было Симфонии Ивановны и Назарки Черногуза. Это они знали уже точно.
Чужой край
Как забросила его судьба в этот леспромхоз, Софрон уже не помнит. Но теперь это и не важно. В автобиографии об этом не напишешь. Да и не отразить всего на листке бумаги. А пока он писал при заполнении анкеты про все школы, в которых учился, аккуратно проставлял месяцы и годы и перечислял деревни и поселки, в которые переезжали с семьей его родители. Собственной биографии у него еще не было. Он ее только-только начал создавать самостоятельной жизнью, не осознавая и не задумываясь об этом.
К новому месту работы он добирался товарняком, который, как его предупредили, на той станции не останавливается, а только замедляет ход, и все самовольные пассажиры прыгают с него на ходу. Так же поступил и он: бросил на землю свой чемоданчик и, секунду помедлив, прыгнул за ним сам.
Его поселили в общежитии, в бревенчатом бараке, зачислили на разделку леса раскатчиком, выдали сапоги, спецовку, и для него начались серые тяжелые будни.
Лес возили с дальних делянок на машинах целыми хлыстами, которые разгружали лебедкой, разделывали на бревна электропилой, а бревна раскатывали по бунтам. Здесь, на разделке леса, Софрон впервые столкнулся с таким инструментом, как крючок для раскатки бревен, который внешне похож на рыболовный, только длиной около метра.
Первое время он здорово уставал от новой, непривычной для него работы. Но постепенно стал втягиваться в нагрузку и замечать суетящихся вокруг людей.
В бригаде кроме него работало еще трое человек: раскряжевщик Антип, мужик примерно сорока лет, Гришка, по прозвищу Рыжий, раскатчик, как и Софрон, и обрубщица Тоня – некрасивая, коренастая, сильная молодая баба. В конце рабочего дня, когда начинало темнеть, Рыжий любил повозиться с ней и потискать ее между бунтами. Им обоим нравились эти вечерние шалости, которые с каждым днем надолго затягивались.
Рыжий, так же как и Софрон, жил здесь недавно. Он приехал в гости к старшему брату и застрял здесь. Ему понравились здешние места, он остался, устроился на работу и успел уже обзавестись друзьями. Они ходили на танцы, а в будни все вечера просиживали за картами и водкой.
Среди приятелей Рыжего выделялся один, с тяжелыми плечами, коренастый парень по кличке Свистун, с рассеченной верхней губой и фиксами, заядлый картежник и чифирист. Он уже дважды отсидел срок, любил прихвастнуть, в юности хорошо играл в футбол и много читал. За что попал в лагерь, о том никогда не говорил. Родом был из Москвы.
Очень скоро и Софрон оказался в компании Рыжего и Свистуна. Верховодил Свистун. Полетели вечера, с попойками, картами, в общежитии, где, кроме железных коек и стола, в комнатах ничего больше не было, где у каждого под кроватью лежал одинокий тощий чемоданчик, а в углах комнат, на полу, грудами валялась грязная рабочая одежда.
Друзья изредка ходили в клуб. Софрон и Рыжий играли в бильярд, а Свистун пропадал у пышноволосой белокурой библиотекарши. У них нашлась общая страсть – книги… И еще кое-что…
Как-то с водкой случился перебой, ее не оказалось в поселке. И Свистун предложил съездить за ней в соседний лагерь.
– Там обязательно есть, – настаивал он на своем. – Не в самой зоне, конечно, в магазине, рядом.
– На чем поедешь? До лагеря далеко, поезд ходит раз в сутки, – бубнил скептически настроенный Рыжий.
Плохо же они знали Свистуна. Через некоторое время они уже сидели на маленькой дрезине, которая неслась к лагерю, торопясь проскочить это участок дороги и успеть вперед товарняка, идущего им навстречу.
Подъехали к лагерю, сняли и отнесли в сторону дрезину, зашли в магазин, бревенчатый барак, в одной половине которого жили, в другой торговали.