Сибирские перекрестки

Работать на лесосеке и раскряжевке тяжело, а вот куда девать свободное время зимой в поселке, в котором десяток домов для семейных и одно общежитие – бревенчатый барак со сквозным коридором, покосившийся в сторону реки. Окна барака наполовину занесены снегом и со стороны он похож на подслеповатого старика, придавленного к земле годами.

В бараке темно даже днем, жара, клопы. Что только ни придумывали, чтобы спастись от них. И койки отодвигали от стенок, и ножки их ставили в банки с водой или керосином. Не помогает: прыгают на кровати с потолка. Не раз Софрон просыпался ночью от ударов по лицу падающих с потолка клопов… Простыни всегда были с красными пятнами…

После бани собрались в комнате Маркела, выпили, сели играть в карты. Софрону не везло, он бросил карты, ушел к себе в комнату.

Прошло немного времени, и в комнату ввалился Рыжий… Голова в крови, мутный, затравленный взгляд… В коридоре же грохот, топот ног…

Заскакивает Свистун и быстро накидывает крючок на дверь.

Софрон смотрит на дверь, и ему кажется, что толстенная дверь выгибается: так ее рвут и тянут снаружи… Гаснет свет во всем бараке и с всхлипом срывается дверь вместе с петлями…

«Ну, сейчас пойдут в ход поленья! – пронеслось у Софрона. – Сунуться-то в темноте они побоятся!.. Сколько их!.. Что делать?!»

Так и есть: в дверь полетели чурбаки, которые зимой всегда лежали в коридоре, чтобы по морозу не ходить за ними к далекой поленице… Раздался звон стекла – со стола полетела посуда…

Какая-то сила подняла и бросила Софрона в темноту проема двери… Он встал в нем… За спиной темнота комнаты, впереди темнота коридора…

– Конча-ай!.. Су-уки-и! Вы что-о, озверели?! – рявкнул он в темноту. – Устин, Маркел – попадете, не сегодня, так завтра посчитаюсь!.. Смотрите – я трезвый!..

Завязалась перебранка, с матом, угрозами, криками.

Софрон понял, что накал прошел, все будет нормально. Завтра все со смехом вспомнят подробности этого вечера, хотя сейчас все выглядело совсем даже не смешно…

На следующее утро Рыжий и Софрон пекли оладьи. И, надо сказать, неплохо преуспевали на этом новом для них поприще. Рыжий, смеясь, рассказывал о вчерашнем вечере, и из его рассказа получалось так, что виноват во всем оказался Маркел, который с чего-то ударил его поленом по голове.

«Заливай, заливай, – подумал Софрон. – Какие вы со Свистуном игроки, можешь мне-то не сочинять».

Вечером, выпив, они слушали хоккейный матч. Наши впервые за много лет выигрывали первенство мира. После каждой шайбы, забитой нашими, а потом и канадцами, Рыжий, лежа на койке, палил из мелкашки по консервным банкам с посаженными в них цветами, которые стояли на полке у самой двери.

Малокалиберную винтовку им дал раскряжевщик Ефим, отвечающий в леспромхозе за спорт, и сказал, чтобы они потренировались перед соревнованиями по биатлону, побегали на лыжах и постреляли. Про первое они забыли, а вторым успешно занимались.

Когда консервные банки превратились в решето, Рыжий перешел на стеклянные. Те разлетались вдребезги, со звоном.

Софрон с интересом наблюдал за этим неистовством человеческого характера.

Пытливая душа Рыжего уже не могла остановиться, пошла в разнос. Он стал палить в бревна стенки, стараясь прошить их пулями, надеясь, что они будут вылетать в темноту коридора. Сквозных дыр вроде бы не было. И это его обескураживало. Под конец матча он отсалютовал в честь победы наших выстрелами в потолок и в дверной косяк.

В комнату ввалился Свистун – глаза красные, воспаленные… Начифирился!..

Увидев в руках у Рыжего винтовку, он взревел:

– Ты что это?.. Кому приготовил? Забыл вчерашнее?..

Он выхватил у Рыжего винтовку, ухватив ее за ствол, с размаху ударил прикладом об пол. Ствол винтовки согнулся дугой.

Софрон отобрал у него винтовку. Они немного полаялись, успокоились, попытались выправить ствол, просунув его между прутьями койки. Ничего не вышло. Ствол вроде бы выпрямили, но стрелять из винтовки было опасно: пули летели далеко в сторону.

Винтовку вернули Ефиму. Тот побыстрее сдал ее на склад, подальше от греха.

На этом закончились их тренировки по биатлону. С Рыжего высчитали за винтовку, Свистун вернул ему деньги.

* * *

Еще в ту пору, глубокой осенью, околачиваясь в городе в поисках работы и пристанища, они как-то познакомились с девчатами, которые работали на стройке и жили в общежитии. Зашли раз-другой к ним в гости. Потом стали приезжать к ним с лесоучастка. А так как до города было неблизко и добираться приходилось не меньше полудня, то их страсти очень быстро остыли от зимних поездок, а расстояние довершило начатое морозом.

Дольше всех продолжался роман у Рыжего с Зоечкой – молоденькой черненькой татарочкой, приехавшей сюда с Волги. Еще некоторое время длилась переписка, но и она вскоре угасла.

– Все, Софрон, баста! Пришел конец нашим отношениям! – с усмешкой признался Рыжий. – Это не для меня!

– У тебя же любовь!

– Какое там любовь! Просто жалко ее, – глядя в окно, с тоской признался Рыжий. – Пропадет в этих краях с таким-то характером!

– Почему так уверенно судишь о ней?