И они пошли в геологическую экспедицию, и их сразу же устроили в гостинице. Точнее говоря, в обычной квартире, которая принадлежала экспедиции и была предназначена вот для таких, как они, направляющихся на работу в поле. В квартире был газ, горячая вода, обстановка. В общем, ничего, жить можно. И они по-настоящему выспались и, кажется, вошли во временной ритм Дальнего Востока.
Владислав и Анатолий завели разговор о возможности заброситься вертолетом на Баджальский хребет, в район реки Баджал, чтобы взять там в намеченных местах образцы кварца.
А Костя, чтобы не слушать их научные разговоры, ушел на Амур, загорать на местном пляже. Погода была отличная, вода оказалась теплая, но мутная. Это, похоже, из-за прошедших дождей.
По реке куда-то спешили теплоходы – «Ракеты» и «Метеоры». Вон там, недалеко от пляжа, в порту на паром загружали пассажирские вагоны. За один рейс паром перевозит до двенадцати вагонов. С городского пляжа видно было также строительство моста через Амур, в самом узком его месте, где ширина реки примерно около километра.
Город, по сравнению со многими европейскими городами Союза, грязный, как большинство сибирских городов. Но, вообще-то, молодой, если судить по жилым домам и населению, которое в нем проживает. Есть Политехнический институт, четырехэтажное здание, обшарпанное, не очень-то симпатичное.
Когда Костя вернулся в гостиницу, Владислав и Анатолий еще продолжали обсуждать ту же тему с Баджалом.
За два дня Владислав согласовал все дела с отбором образцов на территории экспедиции, отметил в Управлении командировки. И они поехали на вокзал, купили билеты до станции Дуки, сели в поезд, вагоны которого времен Гражданской войны и покорения Крыма. Хоть снимай кино. Да и публика тоже от мешочников тех времен мало чем отличалась. Все как в кино. Единственное отличие – не стреляют бандиты батьки Махно. И пошел поезд с остановками по полчаса, по часу, кругом в вагонах полно бичей. Ох, Сибирь-матушка, кто только по тебе ни ходил, ни ездил… Среди матерщины и пьяных порхают мотыльками молоденькие, бойкие девушки-провинциалки со свежими загорелыми лицами, сильными стройными ногами, еще не совсем развившиеся. Все их разговоры крутятся о танцах, кто кого знает – простой бытовой язык.
На следующий день они приехали на станцию Дуки. Приехали поздно вечером и уже в потемках добирались до пристанища старателей, что находилось на краю поселка. Это оказался барак, новенький, срубленный недавно.
Из Комсомольска-на-Амуре с ними приехал в старательскую артель ее главный геолог, средних лет мужчина, невысокого роста. Он и устроил их у старателей.
Утром, часов в семь, Костя вышел из барака старателей.
Солнце, свежесть росистого утра. Перед входом в барак лежала перевернутая вверх дном лодка. А на ней сидела «Рыжик»: в дешевеньком стареньком трикотажном костюмчике черного цвета, в кедах, поджав под себя ноги.
Не знаю почему, но с первого же взгляда он стал мысленно называть ее «Рыжиком». Может быть, из-за того, что у нее полно было веснушек.
– Доброе утро!
– Здравствуйте!
– Вы откуда и куда?!
– Я оттуда и туда! – ответила она и махнула рукой в сторону Комсомольска, затем тайги.
Рядом с ней лежал небольшой тощий рюкзак и сумка.
– Вы что – геолог?
– Нет, лесовик!
– В каком смысле? Тем, которым пугают детей?..
– Нет! – улыбнулась она. – Я закончила лесотехнический техникум и работаю в Хабаровске, в организации, которая занимается учетом леса и планирует, где удобно строить лесхозы по заготовке леса… Скучно, не правда ли, слышать такое от девушки?..
– Здесь БАМ!..
– Да, БАМ. Будут новые леспромхозы. Вот нас и послали для подсчета запасов древесины. Я здесь не одна: нас целая бригада…
Костя и «Рыжик» проболтали до прихода машины – видавшей виды «татры».
«Рыжик» села в кабинку, он же забросил ее рюкзак и сумку в кузов и, решив проводить ее, остался стоять на подножке машины, глядя на простое и открытое лицо девушки.
Ее не назовешь красавицей, но и дурнушкой тоже. Что-то в ней было, что заставляло не смущаясь, доверчиво смотреть ей в лицо… Широкие и мягкие скулы, небольшой подбородок и резко очерченные губы не отличались изяществом, а высокий лоб и темно-коричневые глаза, немного раскосые и с припухлыми веками, говорили, что в ней что-то есть и монгольское.
Костя по себе знал, что в некоторые лица тяжело смотреть, хотя иногда приходится общаться и подолгу говорить с такими людьми. Приходится изредка бросать взгляды в лицо собеседника и отводить в сторону глаза, как нашкодивший школяр. Интуитивно чувствуешь, что этот человек неискренний, хотя смотрит прямо. Но он не понятен тебе, более того, появляется даже какая-то внутренняя антипатия к нему. А есть лица, в которые смотришь, как в зеркало, и знаешь, что будешь понят и найдешь ответное искреннее понимание.
«Рыжик» относилась к числу таких… Она уехала…