Сибирские сказания

Бабка Фирсова и говорит им:

– Тут дело такое тяжкое, что мне и не сладить, обратно его килу не вправить. Кто на него порчу наслал, тот и сымать должен. Весь мой на том сказ. Идите в Лавровне, в ножки упадите, Христа ради просите, чтоб сняла сглаз с парня.

Повели Прошку обратно, а тому и вовсе несладко, тащится вприсядку. Пошел к Лавровне отец на разговор, обратно заявился хмурый да злой. Отказала Лавровна, видать, шибко осерчала на Прошку за наглость его несказанную, сказала, чтоб помаялся-попечалился, может, ума прибавится, стыда, совести наберется.

А жил с ними в доме дед Савелий, старый уже, немощный. Был он когда-то лучший кузнец на деревне. Мог что тебе хошь выковать, любой плуг выправить. Даже цветы из железа ковал на удивленье, людям на загляденье. Говаривали, мол, умудряет Бог слепца, а черт кузнеца. Шептались, что дед Савелий и с чертями знался, и с лешими дружил, но никому про то сам он не сказывал, не говорил.

Вот слез с печи дед Савелий, поглядел, покряхтел на Прошку, внучка своего, и жалость его взяла. Решил помочь, пособить внукову горю. Взял клюку свою, пошел к Лавровне прямиком. Долго у ней сидел, а о чем говорили оне меж собой, то нам неизвестно. Только возвращается он с крыночкой, а в ней вода заговорная и мочало моченое.

Велел баньку истопить, водицы согреть. Мигом все сделали, исполнили. Прошку туда под руки свели, с дедом Савелием вдвоем оставили. Парил дед внучка, заговоренной водой обтирал, мочалом тер, чего-то сам шептал, приговаривал. Только пришел Прошка домой довольнехонек, говорит, что все на место стало, вернулось как было.

Ну, мать с отцом других его грехов, проказ дожидаться не стали, а на другой день запрягли коней и свезли его в город, пристроили к родственнику одному на конюшню, навоз убирать. Там и оставили.

А дед Савелий свои инструменты по кузнечному делу из сеней достал, на свет вытащил и в кузню заковылял. Долго он туда по вечерам ходил, горн раздувал, по наковальне стучал, дверь за собой закрывал, никому ничего не сказывал.

Только через короткий срок на могилке у Никиты Бухарова появился крест кованый, весь в завитушках, в цветочках, а вокруг могилки оградка чудная, витая, узорчатая. С других деревень приезжали на нее поглядеть-подивиться.

А Олимпиада Лавровна еще долго жила на свете и едва не каждый вечер к Никитушке своему на могилку ходила-беседовала.

Такая вот у нас свиная история приключилась. На дубу свинья гнездо свила, а овца пришла, яйцо снесла. То яйцо упало, мне в лоб попало, а у меня рога выросли, в дверь не проходят, пришлось стену разбирать, дом ломать. Так и живу человек божий, а все в землю рожей.

Фалесова банька

Я тебе как скажу: в добры люди попасть, не скирду скласть. Добро скоро не родится, с дурным не роднится, рядом спать не ложится.

Вот жил у нас в старые времена мужик один. Семеном его звали. Весь из себя статный, обличьем аккуратный. И ладно скроен, и крепко сбит, любая одежда на нем трещит, по шву разъезжается, на груди не сходится.

И силой его Бог не обидел, и работы он не боялся. В драке супротив него хоть пятерых ставь, а все одно не уступит, свое возьмет. Коль на Масленую неделю из соседней деревни мужики да парни на кулачках драться к нам на гору придут, то наши мигом Семена кличут, к нему за подмогой бегут, на горку зовут.

Выйдет Семка наперед своей стенки, рукавицы на ручищи натянет, шапку поправит, глянет соколом, мужики соседские и робеют, любого с ног сбивал, на землю клал.

Он и в работе сил не жалел, себя не щадил, что в руки попадет, то на своем горбу и тащил. Бывало в лес пойдет, березку свалит, сутунок в обхват толщиной на плечо положит и на двор несет, земля под ним прогибается.

Только вот с бабами Семену не везло. Одну взял в жены, а она оказалась не работящая, а гулящая.

Не скрасил девку ни венец, ни молодец, ни старый отец. Не гляди на лицо, а гляди на обычай. Дом покупай крытый, кафтан шитый, а жену непочатую. И года Семка с ней не прожил, сбежала с торгашом заезжим-проезжим. Только ее и видели.

Взял другую, тихую да смирную. А у нее другая беда, не ее вина: родители ни прясть, ни ткать, ни хлеб посадить не научили. Отправил Семен ее обратно в отцовский дом. Стал один жить.

А тут приехала в гости к кому-то городская девка, ростом высока, лицом бела, всем хороша. Семке она сразу поглянулась. Познакомились на посиделках, как водится. Ту Варварой звать. К себе в дом ее пригласил, посидели, чайку попили, друг с дружкой поговорили.

Семен ее и спрашивает:

– Пойдешь за меня замуж? Люба ты мне.

Она ему:

– Не-е-е… Я в городе жить привыкла, сладко есть, долго спать. А тут корову подои, хлеб посади, тебя накорми, обшей, обстирай, да еще себя соблюдай в чистоте, в строгости. Не по мне эта жизнь.

Семен и говорит:

– А я тебя украду, выкраду, сюда привезу, на замок закрою. Любить буду.

– За такое дело могут и в тюрьму посадить, на каторгу проводить. Не боишься?

– А я не дамся, убегу!