Сибирский эндшпиль

— Мне кажется, что ты начинаешь понимать, как делаются дела в Замке, Лью. У меня сложилось впечатление, что ты не новичок в таких делах, но где ты набрался опыта — это целиком твое личное дело. — Они вышли из задней двери блока В на площадку для прогулок, где, как обычно по вечерам, было полно серых фигур — гуляющих, стоящих, глазеющих.

— И как тебе это место?

— Странная тюрьма.

— Да, это так. А у тебя есть какие-нибудь мысли, почему это так?

Мак-Кейн не видел смысла что-либо скрывать:

— Это информационная шахта.

— Да, это интересная мысль.

— В каждой шахте есть шахтеры. И в каждой шахте есть руда. В этой только трудно отличить руду от пустой породы.

Да, Мак-Кейн пришел к выводу, что все это заведение создано для сбора информации — занятие, к которому русские всегда питали страсть. И для агента иностранной разведки, как он сам, и для коренного русского диссидента Замок был полон людей, которые знали врагов режима дома и за границей, и, главное, их цели и намерения — бесценный урожай информации. Конечно, здесь должны быть и сборщики урожая. Вряд ли он был первым, пришедшим к такому выводу, и именно поэтому здесь никто никому не верил. В теорию укладывалась и мягкая дисциплина под выдуманными предлогами: начальство хотело, чтобы заключенные встречались друг с другом, смешивались, общались и строили общие планы по уничтожению или обману системы — и чем больше у них развяжутся языки, тем лучше.

Они прошли мимо группы гимнастов, упражнявшихся на самодельных снарядах, и Скэнлон подтолкнул Мак-Кейна к собравшимся в центре, где импровизированный хор из десятка заключенных весело распевал румынскую народную песню.

— Ну что ж, мистер Эрншоу, или кто вы там на самом деле, я решил попытать с вами счастья. — Скэнлону пришлось наклониться и крикнуть ему в ухо, чтобы тот услышал. Мак-Кейн обратил внимание, что вокруг все заняты тем же самым, не обращая на певцов никакого внимания. Он слегка улыбнулся, когда цель этого песнопения дошла до него.

— Почему именно со мной?

— Три вещи, которых не делают стукачи.

— Какие же?

— Неважно. — ответил Скэнлон, а Мак-Кейн уже догадался, о чем речь. Он не выдавал себя за переведенного из другой части Замка, что объяснило бы его знакомство с теми вещами, о которых новичок не знает; он не отрицал, что говорит по-русски; он не пытался даже рассказать кому-нибудь свою "легенду", тем более убедить в том, что она подлинная. Скэнлон продолжал:

— Кроме того, я горжусь тем, что неплохо разбираюсь в людях.

— Ну что, Кев, я рад слышать это. И что же ты хочешь?

— Купить твою душу, конечно. А чего ты еще ожидал от дьявола?

— А кто сказал, что она продается? Я читал в книжках, что такая сделка к добру не приведет.

Скэнлон хлопнул его по спине.

— Ага, осторожный, да? Это хорошо. Теперь — я думаю, что кое-кто из моих друзей сможет тебе в чем-то помочь.

— Это интересно. Продолжай.

— Я так понимаю, что ты пытался получить по официальным каналам через Лученко определенную информацию.

— Я просил его о встрече с комендантом. Первый раз в первый же день здесь, а потом — на третий.

— А результат?

— Никакого. Я думаю, что меня просто за нос водят.

— А что ты хотел узнать — вообще, вообще? Можно не указывать конкретно.

— Когда меня арестовали, я был с коллегой. Я хотел бы узнать, что нового.

Скэнлон кивнул и стал наблюдать за хором, который к тому времени уже исполнял песню, в которой Мак-Кейн узнал мелодию скрипичного концерта Брамса. Затем ирландец резко изменил тему разговора:

— Тут дело не в том, что русские неспособные, понимаешь. Их система просто не дает им разумной цели, к которой можно стремиться. Их поощряют не за то, что они хорошо трудятся, а за выполнение Плана, даже если План бессмыслица. — Он помолчал и добавил с отсутствующим видом: — Это ведет к страшной коррупции, можно сказать, присущей этому обществу. Ничего не сделаешь, если не заплатишь нужной цены нужному человеку. Но с другой стороны, можно провернуть что угодно, если знаешь, кому заплатить.

— Если Лученко нужно подмазать, он должен сказать об этом. Я мысли читать не умею.

— Да, да, он накручивает людей, пока они не забеспокоятся. Набивает цену. Но не исключено, что тебе нужен вовсе не Лученко. — Скэнлон сделал паузу, покосился на Мак-Кейна и наклонился к нему:

— Кое-кто из нас в неплохих отношениях с офицером охраны, который имеет доступ к центральной информационной системе. Я могу тебя с ним свести. Он сможет узнать, есть ли новости о твоем друге.

— А что он за это захочет?

— Что кому от кого нужно? Деньги, выпивка, секс. Новое пальто для жены, если у него есть жена, велосипеды для детей, если у него есть дети. На советском черном рынке шмотки с Запада и из Азии до сих пор сказочно дороги.

— Слушай, может, для тебя это неожиданно, но я приехал сюда не упакованный для долгой стоянки. И я не думаю, что у меня такие уж красивые глазки.

Скэнлон опять начал бросать взгляды по сторонам.

— Скажи, Лью, ты в свое время никогда не учился русскому? Ты, похоже, немало о них знаешь.