Сибирский эндшпиль

— Я думал, что мы с вами всегда можем обсудить это бла… — его левая рука швырнула пригоршню зерна в глаза Майскевику, и когда болгарин инстинктивно зажмурился, правой рукой Мак-Кейн сгреб со стола и выплеснул ему в лицо кружку с чаем. Майскевик взвыл и отшатнулся назад, схватившись за обваренное лицо. Мак-Кейн пнул его ногой в пах, потом поймал обеими руками за воротник и нанес убийственный удар коленом в лицо. Майскевик, с остекленевшими глазами и разбитым носом, осел на стенку секции Тогена и Боровского, тогда Мак-Кейн выбил из-под него ноги, и Майскевик грохнулся на пол. Невероятно, но он пытался подняться. Мак-Кейн сгреб его за волосы, запрокинул голову назад и ударил его прямыми пальцами в выпяченный кадык. Майскевик крякнул и осел окончательно, его голова упала набок, струйки крови стекали с разбитого лица по одежде.

Это произошло слишком быстро и было слишком жестоким, чтобы кто-нибудь успел вмешаться. Лученко таращился из-за стола, Нолан с посеревшим лицом выглядывал у него из-за плеча, Боровский застыл у своей тумбочки в полуобороте. Мак-Кейн поставил кружку на стол, стараясь выглядеть спокойным, несмотря на адреналиновый заряд, пульсировавший внутри.

— Это моя просьба от отмене налогов. — бросил он Лученко. Затем перешагнул через ноги Майскевика и прошел дальше. Остальные, сбежавшиеся со всей камеры, расступились перед ним. На полпути он остановился, налил себе чашку чая из кипятильника на центральном столе и понес ее к себе на койку.

За его спиной камера медленно приходила в себя. За последним столом все еще сидел остолбеневший Лученко, Нолан с Боровским и еще парой других подняли Майскевика на ноги и поволокли его в туалет.

Скэнлон наклонился со своей койки, когда Мак-Кейн сел напротив.

— Вот, — он протянул плоскую фляжку. — Глоточек этого зелья принесет тебе больше пользы, чем твой чай.

Мак-Кейн кивнул и сделал долгий глоток.

— Спасибо. — он вернул фляжку и принялся за чай.

Скэнлон с интересом разглядывал его. Потом сам отхлебнул из горлышка и, наконец, сказал:

— Интересно, мистер Эрншоу, в какой же школе журналистики вы этому научились?

В здании администрации, в Тургеневе, генерал Протворнов еще с троими гостями внимательно просматривали запись инцидента в камере В-3, сделанную с помощью широкоугольного объектива, встроенного в осветительный плафон в потолке камеры. Перед генералом на столе лежала толстая красная папка с надписью "Мак-Кейн, Льюис Эйч. Американское Разведывательное Управление Министерства Обороны. Совершенно секретно."

Сергей Кириллихов из ЦК партии кивнул, поджав губы, и развернул свое кресло от экрана.

— В конце концов вы были правы, генерал. — сказал он Протворнову. Он реагировал как раз так, как и предсказывали ваши люди. Мои поздравления.

Протворнов довольно похлопал по папке.

— Когда он учился в школе, в Калифорнии, там в этой школе была банда хулиганов, которые терроризировали других школьников, особенно испанцев. Однажды они допустили ошибку, налетев на группу новичков, которые оказались детьми никарагуанских партизан, их только недавно привезли в США. Этих хулиганов чуть не убили, и это произвело глубокое впечатление на Мак-Кейна. Потом, когда он работал с НАТО, в Берлине он отправил в больницу подозреваемого в ограблении. То, что мы видели — вполне в его духе.

Максим Сепелян из министерства обороны с сомнением потер подбородок.

— А вы… Вы не думаете, что он может оказаться слишком прямолинейным — может быть, слишком импульсивным?

Протворнов покачал головой.

— Нет. Мы тщательно изучили его психологическую мотивацию. Несмотря на то, что вы только что видели, он вовсе не предрасположен к насилию. Он прибегает к силе, только когда его принудят к этому, в порядке самозащиты. Когда у него есть выбор, он основывается на благоразумии, убеждении и терпении. Но он резок, обладает сильными убеждениями и лоялен. Это именно те качества, которые нам нужны.

Последний из троицы, генерал Андрей Толомачук, из девятого управления КГБ, показал рукой на экран.

— Я полагаю, что виденное нами — не игра. Болгарин действовал не по инструкциям?

— Конечно, нет. Все это вполне естественно, уверяю вас. Частью нашей задачи было проверить, отвечают ли способности и решимость Мак-Кейна нашим ожиданиям.

Все четверо обменялись заинтересованными взглядами.

— Ну что ж, я удовлетворен, — объявил Кириллихов. Толомачук согласно кивнул. Сепелян думал дольше, потом тоже сделал утвердительный жест.

— Вернувшись в Москву, я доложу, что можно приступать к следующей фазе операции, как и было запланировано. — сказал Кириллихов.

Протворнов был доволен.

— Значит, все идет по расписанию. День начала операции — седьмое ноября?

Кириллихов кивнул.

— Еще четыре месяца, — Сепелян усмехнулся. — А кажется, что так долго.

— Это столетие, — возразил Толомачук. — Мы ждали сто лет. Что такое четыре месяца по сравнению с сотней лет?

А Протворнов добавил:

— Что такое четыре месяца по сравнению с властью над миром?

18