Сибирский эндшпиль

— Что вы сделали, чтоб попасть сюда?

— А, это смешная история… Семьи у меня не осталось, и я вызвался добровольцем, когда колония заселялась. Но им не понравилось кое-что из того, что я говорил, и вместо того, чтобы отправить меня обратно, они заперли меня здесь. Подрывной элемент — вот как меня назвали.

— Немногие в вашем возрасте попадают в космос.

— Ха! Насколько я помню, меня это не беспокоило. Забавно. Я даже не помню, как следует, полет. Кстати, и многие другие чувствовали себя так же. Как во сне. — Он сделал паузу и потер виски. — Даже если я просто вспоминаю об этом, и то очень утомляет. Да мне все равно уже пора отдыхать. Я уже не молод, не то, что вы… Если вы позволите, я, наверное, пойду.

— Конечно. Спасибо за разговор. Доброй ночи.

Андреев скрылся в камере. Мак-Кейн заметил Скэнлона и Ко за одним из столов, и направился к ним. Это могло быть плодом его воображения, но несмотря на слова Андреева о том, что сплетня не распространится, он чувствовал: множество глаз следит за ним; слишком многие отводили взгляд, когда он оглядел площадку.

— Как дела у Андреева? — спросил Скэнлон.

— Он всегда казался мне очень одиноким человеком. Поэтому он много говорит, а я слушаю. Он приехал сюда только потому, что внизу у него нет семьи. — Мак-Кейн обвел рукой площадку. — Может быть, теперь все они — его семья. Я не думаю, что он когда-нибудь задумывался о возвращении.

— Да… — Скэнлон с интересом посмотрел на Ко. — А ты когда-нибудь задумывался о возвращении?

— Нисколько. — Ко набивал свою длинную обкуренную трубку смесью табака и травок, которую он обычно курил. — В этом нет смысла. Кроме того, там, откуда я прибыл, не все считают то, что я совершил, почтенным поступком.

Ко никогда не говорил, откуда он считал себя родом. — И это очень важно, конечно. Возможно, что там мне пришлось бы значительно хуже, чем здесь.

— А ты не хочешь внести свою лепту в то, что многие называют век Азии? — поинтересовался Мак-Кейн. Ко с шумом раскурил трубку.

— Возможно, я уже сделал это.

Он несколько раз затянулся, и его усилия были вознаграждены облачком ароматного дыма, который он выдохнул в воздух.

— А что ты сделал? — настаивал Мак-Кейн.

— Может быть, когда-нибудь я расскажу вам об этом, — загадочно ответил Ко. — В любом случае, чему предназначено случиться, то случится, и это долгий путь, со мной ли, без меня. Я думаю, что все Христы, Наполеоны, Гитлеры и Чингиз Ханы вовсе не влияли на историю. Они всего лишь немного ускоряли или приостанавливали ее ход на пути к неизбежным событиям.

— Так что Азия в любом случае должна была расцвести в двадцать первом веке?

— Да, конечно. У вас был Мальтус, и вам казалось, что ваши ресурсы истощаются, у нас был Конфуций. Но люди — вот единственный ресурс, который важен, ибо человеческий гений творит все остальное — а ведь у нас тридцать процентов мирового прироста населения. Если взглянуть на это именно так, то неизбежность происшедшего очевидна.

Скэнлон слушал, наклонив голову набок, словно вещи открывались перед ним в совершенно новой и неизвестной перспективе.

— Продолжай, Ко. Это мысль. Так ты говоришь, что все это было неизбежно, так?

— Очевидно. — Ко пожал плечами. — Но Запад сам ускорил процесс.

— То есть? — не понял Мак-Кейн.

— Вы превратили Третий мир в колонии и задержали его развитие на века. Но поступая так, вы просто натягивали пружину. А когда после Второй мировой войны пружина распрямилась, ничто не могло сдержать той энергии и пыла, с которым наверстывалось упущенное. За полстолетия в Азии произошли такие социальные перемены, на которые Западу потребовалась тысяча лет. Америка потеряла уверенность в себе — черта, которую мы ценили в ней больше всего. Вы совершили ту же ошибку, что и британцы сотню лет назад.

— Конечно, доверить бриттам… — пробурчал Скэнлон. Ко продолжал, не обращая внимания.

— Сила и состояние их правящего класса были привязаны к одряхлевшей промышленности. Вместо того, чтобы идти в ногу со временем, они попытались отстоять устаревшую технику. Но это не сработало. Лев не может жить в одной клетке с зеброй: либо он будет голодать, либо зебра будет съедена.

Это была правда, подумал Мак-Кейн. Пока две державы, олицетворявшие собой Старый Мир, неподвижно сцепились в вечном пате, авангард Нового мира шел вперед с энергоплотной промышленностью на ядерной энергии, энергии, которая будет питать все двадцать первое столетие и понесет человечество к звездам.

— Всякому овощу свое время. — заметил Скэнлон.